Надежда Волкова - По ту сторону фортуны. Книга 3. По воле случая

– Это точно, нескончаемый сериал. Иногда думаю – лучше бы некоторые серии никогда не случались, – ответила я.

– Почему? Если бы не Александр, то мы бы не познакомились и я бы не приехала сюда. Просто сидела бы дома. Ну, позвонила бы такой же скучающей приятельнице…. Вот и всё. В моём кругу не принято ходить пешком по пыльной дороге, общаться с людьми из нижних слоёв, – она усмехнулась. – Эти итальянцы, соседи, приятные простые люди…. А я… я всю жизнь вынуждена играть роль добропорядочной послушной жены, принимать важных гостей и вежливо улыбаться.

Забыв об Алиссии, я с удивлением слушала этот негромкий, приправленный небольшим количеством алкоголя, монолог фрау Майер. Лёгкие хмельные пары в голове как раз располагали к откровенной беседе.

– Лучшие отели, курорты…. Это не даёт удовлетворения и не приносит радости. У меня нет врагов, но и друзей, по большому счёту, тоже нет. Этот глупый случай с посудомоечной машиной…. Не помню, когда последний раз так громко смеялась. Вы живёте другой жизнью. Ежедневные дела, заботы, веселье, дружеское тепло…. Может и пафосно звучит…. Но… я постоянно наблюдаю за вами. У вас есть всё, чего мне так не хватает в моей обеспеченной жизни. Так получается, я должна быть благодарной, что нашего сына похитили.

– Глупости! А если бы кто-то другой нашёл его, не мы? Всё бы сложилось иначе. Видимо, нам суждено было пересечься в пространстве и времени.

– О чём вы? – спросила Светик. Она окончила разговор с Лешеком и от нетерпеливости потихоньку стучала под столом по моей коленке.

– Да, на жизнь жалуется, приключений ей не хватает.

– Зато у нас чересчур, пусть присоединяется, сообразим на троих. Ты ей про остров, про остров… может, остынет. Пойду, вина ещё принесу, раз уж у нас девичник.

– Неси две, что туда-сюда бегать.

Света сгоняла домой, наполнила бокалы и подняла тост:

– Давайте, девочки, за нас!

Мы лихо чокнулись и выпили без остатка. Бархатистый напиток, впитавший Тосканское солнце, идеально лёг на задушевную обстановку. Я начала рассказывать немке о нашей робинзонаде, но Светик постоянно отвлекала, чтобы встроить свои воспоминания. Сопровождалось это бесконечными – а сейчас что? А сейчас? В итоге я перевалила на подругу и бремя повествования и лавры остроумного сказителя. А уж она постаралась! В мельчайших подробностях описывала перипетии островной борьбы за выживание, включая ржавую бочку, муравьёв и не пойманную рыбу. Удивительное свойство памяти – она переигрывает всё, отметает страшные и ужасные эпизоды и оставляет только славное прошлое. Из Светкиной новеллы следовало – мы героини, а не безмозглые тетери.

Брит слушала с немым восхищением, с перерывами разражаясь возгласами – батюшки мои! Просто не верится! Поразительно! Она сопереживала всей душой – возбуждённо потирала руки, хмурилась, смеялась вместе с нами. В конечном итоге немка не только не остыла, а воспылала страстью с головой нырнуть в какое-нибудь, пусть самое махонькое, бледное, как картофельный росток, но приключеньице.

– А если муж узнает? – осадила я её.

– Не узнает, – воинственно отрезала фрау Майер, боевой настрой немки неуклонно возрастал с увеличением концентрации алкоголя в организме.

– Вот и хорошо, осталось только его найти, – сказала Света и впала в задумчивость, вероятно, разрабатывая квест для Брит.

– А что искать, мы завтра во Флоренцию собираемся, пусть с нами едет, – предложила я, под хмельными парами совершенно не заботясь, что роль старьёвщицы ей совсем не подходит.

– Конечно! – с воодушевлением ответила немка после перевода.

На том и порешили. И выпили за успех завтрашнего предприятия. Потом закрепили ещё одним бокалом и нечаянно вспомнили по какому поводу сегодняшняя вечеринка. Загрустили, помянули Алиссию Коваччи, и сделали закономерный вывод – все беды от мужчин. Приложились снова и окончательно запечалились. Каких-то веских оснований для страданий не было – все живы-здоровы, дом цел, сами на месте, не горим, не тонем, но так захотелось потосковать…. Сообща погрузились в уныние. Обстановка сложилась настолько тёплая и располагающая, что каждая выкладывала наболевшее.

Брит жаловалась на переизбыток денег, которые мешают жить и свободной, но бедной газелью скакать по лесам и лугам, на тотальный контроль мужа, а с ним и верноподданного Густава. Можете представить, девочки, как это тяжело? И серьёзно подпившие девочки согласно кивали – да, да, ещё как мучительно и жестоко!

Светик наоборот сетовала на недостаточные капиталы, но газель она была независимая, только вот с тугими путами на ногах в виде матери, Виталика и работы. Из под мужского управления выскользнула давно, но…. Ты знаешь, Брит, как иногда хочется, чтобы кто-то рявкнул, топнул и озаботился твоим благоденствием? И в ответ сочувствующее – ферштейн, ферштейн!

Я же, занимая промежуточную позицию между двумя особями семейства оленьих, кручинилась с обеими, а заодно и сокрушалась о себе – у меня-то баланс раньше был, и суверенитет, и отсутствие оков, а всё потеряла…. Зачем я это сделала, зачем?.. И подруженьки сумеречно внимали, силясь сфокусировать блуждающие взоры для выражения безграничного участия.

Нетрезвые женщины – тема очень интересная. Дамы преображаются – при небольшом опьянении лихорадочный блеск глаз застилается дымкой, изгиб губ становится всё соблазнительнее, движении плавные и манерные, голос делается грудным и каким-то бархатным. С увеличением дозы алкоголя взгляд потухает, губы становятся более расслабленными и устают держать чёткую форму, все жесты сводятся к извечному женскому – подпереть кулаками щёки и раскачиваться в такт словам сентиментальной рассказчицы. Но зато душа… она готова принять на себя всю боль мира, трогательно сочувствовать и кидаться с утешающими словами. Осоловевшие товарки утирают глаза от навернувшихся слёз, всхлипывают и складно, в унисон, испускают вздохи. Сия участь не миновала и нас, мы точно такие же женщины, как и миллионы других на земле. В общем, наше дамское общество к этому времени состояло из трёх напившихся граций, из которых две русские и одна немка.

– Может, споём? – Свету потянуло на песнопения. Я также дошла до кондиции и готова была выступать хоть в большом концерном зале кремлёвского дворца, причём сольно.

– То-о не ветер ветку клонит,

Не-е дубравушка шумит.

То моё, моё сердечко стонет,

Как осенний лист дрожит….

Одна из самых любимых нашим народом песен неторопливо и тягуче разливалась широкой рекой по ночному Фьзоле. В обнимку с подругой размеренно раскачивались из стороны в сторону и вкладывали всю душу в это пение. Фрау Майер невесело выводила что-то на немецком. Глаза мои прикрылись от растроганных чувств и я предалась горестному сожалению о чём-то. О чём? Что или кого оплакивало, по какому поводу терзалось, от чего стонало моё сердечко, не знаю, но было так хорошо и душевно!