Василий Князев - Цицерон – мастер публичных выступлений, или Роман об истинном римлянине

Внезапно мать семейства побледнела и схватилась за живот, и отец все понял. Он быстро вскочил на ноги и приказал рабу бегом бежать за акушеркой. Вмиг все веселье прекратилось.

Взяв Гельвию под руки, муж проводил ее в спальню, куда к этому времени уже подоспела и акушерка. Она приказала всем выйти из комнаты.

Отец, нервно сжимая руки, ходил из угла в угол в смежной комнате. Сыновья притихли, сидя напротив него. Только маленький Квинт все спрашивал:

– Пап, с мамой же все будет хорошо?

– Да, сынок, – отвечал отец. На самом деле он не был в этом уверен. В те времена молодые римские женщины нередко умирали из-за того, что не могли разродиться. Кесарево сечение тогда еще не научились делать, и если плод лежал в утробе матери неправильно, была большая вероятность того, что женщина может погибнуть при родах.

Муж, чтобы не смущать детей своими переживаниями, вышел в сад и начал нервно ходить по дорожкам.

– О, Богиня Люцина! Помоги моей любимой разродиться, родить здоровенького малыша! – то и дело восклицал отец.

Марк очень любил свою белокурую жену. Он вспомнил, как они познакомились много лет назад на веселом декабрьском празднике Сатурналии, посвященном древнеиталийскому земледельческому богу Сатурну. Как он сразу заприметил белокурую хохотушку Гельвию. Его восхитили безукоризненно правильные черты, маленький чувственный рот, красивый нос с точеным римским профилем, белоснежные локоны, струившиеся как горный ручей по ее прекрасным плечам. Туника 2 из тончайшей белоснежной шерсти подчеркивала гибкий стан и точеную фигурку девушки. Весь ее облик говорил о том, что она – настоящая дочь Великого Рима.

Марк влюбился сразу и навсегда. Маленький озорник Купидон 3 попал точно в сердце.

Потом было сватовство у родителей Гельвии, помолвка с вручением, как того требовал обычай того времени, железного обручального кольца в знак верности намерений и – чуть позже – веселая сельская свадьба.

О, Венера! 4 . А какой волшебной была их первая брачная ночь! Гельвия отдавалась ему с такой страстью, что он понял: с этой женщиной он хочет прожить всю свою оставшуюся жизнь. Через некоторое время она родила ему первенца, и Марк был несказанно счастлив. А спустя еще три года родился маленький Квинт. Отец боготворил свою Малышку Гельви, как он ее называл наедине. Но и она отвечала ему тем же. Всегда заботилась о нем, угождала по первому требованию, была прекрасной любовницей, хорошей женой и отличной матерью…

– Как же я буду без нее??? Как мне жить без ее любви? Без милых и родных глаз! О, боги!! – Отец пытался гнать мысли, связанные со смертью, но они назойливо лезли в голову.

Через некоторое время домашний раб позвал Марка в спальню к супруге. Пока он шел, сердце бешено колотилось, он молился всем богам, каких только знал.

Войдя в комнату жены, он немного успокоился. Гельвия тихо сидела в родильном кресле (в древнем Риме рожали сидя), находившаяся рядом акушерка держала ее за руку.

– Господин, – произнесла акушерка, – воды отошли, но малыш пока не спешит явиться на свет. Будем молиться, чтобы богиня родов Люцина не оставила нас. Я сделала, что могла, – добавила она, поклонившись.

Марк подошел к жене, присел рядом на стул, взял ее руку.

– Любимая! Все будет хорошо, – проговорил он неуверенным и дрожащим голосом. – Я позову лучших лекарей из Рима, и мы обязательно поможем тебе.

– Дорогой мой, не надо. До Рима 600 стадий 5. Пока твой гонец доедет туда, найдет лекаря и привезет ко мне, пройдет много часов. Тем более, я чувствую: все будет хорошо, – произнесла Гельвия твердо. – Если же Люцина не спасет меня, пообещай мне дать нашим сыновьям достойное образование, а если потребуется, переехать в Рим. Обещаешь? – спросила она.

– Малышка моя, не говори так, ты обязательно родишь, и мы заживем счастливо все впятером, – сказал Марк, осыпая поцелуями руку жены.

– Да, да, конечно, – ответила Гельвия, но тут по щекам ее побежали слезы, а лицо перекосилось от боли: как видно, опять начались схватки.

– Иди. Иди пока. Я тебя позову, если станет хуже, – прошептала она.

Отец вышел в соседнюю комнату, но ноги его предательски подкосились, и он рухнул на пороге. Он никогда не обладал богатырским здоровьем, и горе сразило его. Забегали слуги, привели домашнего лекаря. Он дал Марку что-то понюхать, потом налил снотворного и заставил выпить. Потом рабы отнесли его в покои, где он погрузился в тревожный сон. Ему снилось, что любимая машет ему откуда-то с неба, а он ей кричит:

– Ты куда? Зачем ты меня бросаешь? Не оставляй меня одного!

Марк очнулся: акушерка трясла его за плечо. Взглянув ей в лицо, он все понял. Что было сил, он бросился в спальню жены.

Гельвия уже лежала на кровати; простыни были все в крови. Началось внутренне кровотечение. В глазах любимой были такая боль, такое страдание, что Марк не выдержал и закричал:

– Да сделайте же что-нибудь!!! Спасите ее!!!

Акушерка отвела его в угол комнаты и тихо сказала:

– Марк, ей уже не выжить. Она потеряла слишком много крови. Мы можем попробовать спасти ребенка, разрезав живот матери.

– Нет! Нет! Нет! Ни за что!!! – Марк сел, закрыл руками лицо, и стон его наполнил комнату. Потом он бросился к жене и сжал ее руку, умоляя:

– Не покидай меня, прошу, не покидай!!!

Гельвия то и дело теряла сознание. Когда она пришла в себя и из последних сил приподняла руку, Марк осторожно прижал ее к щеке и стал нежно целовать.

– Марк, ты обещал мне позаботиться о наших сыновьях, – прошептала она. – Я очень люблю тебя. Ты самый лучший муж и отец. Для меня ты всегда был единственным. Спасибо тебе за счастливые годы. – С этими словами Гельвия закрыла глаза и с легкой улыбкой отошла в царство Гадеса 6 .

Марк зарыдал, упав на кровать, обнял тело жены и, прижимаясь к ней лицом, все повторял и повторял:

– О, боги!!! Почему?! Почему?! Вы забрали мою любимую и единственную!! За что???

Акушерка подошла к Марку и еще раз попросила его разрешения разрезать живот Гельвии, чтобы, если возможно, спасти ребенка. Он, молча, кивнул головой и на дрожащих ногах вышел из комнаты. Домашний лекарь и акушерка довольно быстро извлекли малыша. Но крика детского никто не услышал. Новорожденный – это был мальчик – был туго обвит пуповиной, и личико его уже посинело. Ребенка завернули и унесли.

Светало…

Начинался новый день. Это был его первый день без любимой, без ее звонкого и озорного смеха. Без ее любви и заботы.

Ужасные и безутешные мысли стучали в голове у Марка, словно тяжкий молот: «Никогда! Никогда! Он больше не прижмет ее к себе и не посадит на колени. Никогда! Он не почувствует тепло ее родных рук. Никогда больше она не обнимет их сыновей…».