Мара Фицчарльз - Терпеливый муж

– Черт, Кесси. Похоже, я всегда кричу на тебя. Пока тебя не было, я предполагал худшее.

– Ты долго ждал?

– Да. Два часа. У меня в голове роились самые ужасные мысли. – Как бы извиняясь, он пожал плечами и продолжил: – Когда ты вошла в дверь без ребенка… – он остановился, вспомнив, какие у нее с Мерфи были отношения, – я подумал, что ты была с кем-то.

С минуту в комнате стояла тишина. Затем он увидел, что самообладание изменило Кесси. Она повернулась к нему и с яростью загнанной в угол тигрицы прокричала:

– Я замужняя женщина! С ребенком! Я всю ночь провела на ногах около нее! Я совсем не спала!

– Ты измучена, – сказал он спокойно.

Ему хотелось поддержать ее, стереть беспокойство с ее лица, снять напряжение.

– Прости меня, Кесси. Тебе нужна поддержка, а не нападки.

Протянув руку, он хотел обнять ее, но она уперлась ладонями в его грудь и отстранилась.

– Кесси, не надо, – попросил он, прилагая все усилия, чтобы задобрить ее. – Прости…

Когда их глаза встретились, он увидел сомнение и замешательство в ее пристальном взгляде.

– Считай, что виноват мой характер.

Она глубоко вздохнула, и он почувствовал, что под его руками она обмякла. Поддавшись порыву, он приблизился к ней и дотронулся до ее щеки. Его пальцы ощутили ее тепло, и неожиданно для себя он нежно коснулся своими губами ее губ…

Кесси кормила Элизабет, наблюдая, как Эндрю возится с елкой. Было так приятно, что ребенок снова дома. И приезд Эндрю ее обрадовал, хотя не все шло так ровно, как бы ей хотелось. Его противоречивое отношение к ней заставляло ее быть постоянно настороже.

В большинстве случаев он держался на почтительном расстоянии. Но бывало, когда она удивлялась его нежному прикосновению или взгляду, полному беспокойства.

Его присутствие в доме время от времени создавало неловкие ситуации. Она не могла представить, что когда-нибудь их совместное проживание будет ей удобно. Ей приходилось приспосабливать свой ежедневный распорядок и личные привычки к его. За то короткое время, которое они провели вместе после рождения ребенка, Кесси успела привыкнуть к его помощи и была за это очень благодарна Эндрю. Когда он уехал, она начала устраиваться сама, организуя свой день с большим удобством для себя и дочки.

Теперь же, когда во время кормления Элизабет ерзала и дергала на ней одежду, Кесси чувствовала себя в собственном доме как на показе. Ей было интересно, что думает Эндрю, когда видит ее с обнаженной во время кормления грудью. Она ведь с интересом разглядывала его, когда заставала не совсем одетым.

Кесси услышала, как он тихо выругался, и взглянула в его сторону. Он был наполовину погружен в ветки ели. Видны были только его ноги в джинсах и голые пятки.

– Проблемы? – спросила она.

– Проблема, как ты это называешь, – в его голосе слышался сарказм, – что все живые деревья несимметричны. Задуманные приспособления не обеспечивают стопроцентного успеха. О черт!

Кесси уставилась на джинсы, плотно обтягивающие его бедра.

– Что случилось?

– Прищемил палец.

– Ты, может быть, не будешь выражаться, когда рядом ребенок? – проворчала она.

– Хорошо. Трехмесячные малышки не в состоянии повторять все глупые слова, которые они слышат.

– Ты понимаешь, что я имею в виду…

– Елка прямая? – спросил он.

– Клонится к окну.

– Ствол кривой, Кесси. Что бы я ни делал, она все равно клонится.

– Ты спросил, прямая ли елка.

– Черт, Кесси, я имел в виду, в потолок ли смотрит макушка.

– Отчасти.

– Я здесь уже заболел, наглотавшись иголок, – пожаловался он. – Сделал все, что смог. Как это проклятое дерево выглядит?

– Ш-ш! Элизабет уснула. Ты ее разбудишь.

– Положи ее в кровать, – посоветовал он. – Но скажи, как смотрится это зеленое чудовище?

– Прекрасно, – прошептала Кесси через плечо, выходя из комнаты.

Эндрю вылез из-под елки и растянулся на ковре, положив руки под голову и уставившись в потолок. Украшение елки к Рождеству всегда приносило радость в дом. Они всей семьей, прежде чем выбрать елку, обходили не один акр посадок. Особой гордостью для отца было спилить ее. Ему вспомнилось какао, которым они согревались, вернувшись домой, вкусное печенье, что они грызли, наряжая елку, и рождественские гимны, распевавшиеся в это время.

Еще всплыло в памяти какое-то особенное веселье.

Эндрю поднялся и подошел к плейеру. Этан дал ему в прошлом году несколько компакт-дисков с записями рождественской музыки. Традиционные гимны исполнялись на подлинных инструментах Новой Англии. Он нажал несколько кнопок, и звук заполнил комнату.

– Что это такое? – поинтересовалась Кесси.

– Музыка, – проворчал он в ответ. – Я думал, что это поможет. Мы явно не сходимся во взглядах на музыку.

– Это необычно, – пожала плечами Кесси, направляясь на кухню. – Хочешь эгног?

– Эгног? – переспросил он.

– Моя мама всегда подавала его, когда мы ставили елку… – Она осеклась. – Почему ты хмуришься?

– Она подавала детям эгног?

Кесси засмеялась, затем быстро прикрыла рот ладонью.

– Без алкоголя, Эндрю. Тот, что продается в бакалее. Если ты хочешь, я добавлю немного рома, он станет более пикантным.

Эндрю подрегулировал громкость плейера.

– Конечно, почему бы нет? Поддержим вашу семейную традицию.

Она остановилась в дверях, глядя на него удивленно:

– Ты сердишься?

– Нет, – ответил он, мотнув головой. – Нет, Кесси. Не на тебя.

Эндрю проводил ее взглядом, затем потянулся за гирляндой лампочек. “Новые традиции. Все худшее в прошлом. Тогда откуда такая неловкость? Выбор музыки Этана не так уж плох. И эгног я люблю больше, чем какао. Возможно, все дело в компромиссе, ведь я не один, Кесси тоже приходится приспосабливаться. Черт, прошлая ночь – прекрасный тому пример”, – размышлял он.

Ища старый спортивный свитер, Эндрю вошел в спальню и застал там Кесси, кормящую ребенка. Ее рубашка была расстегнута, обнажая грудь. На мгновение он застыл на месте, но, заметив смущение жены, поспешил извиниться. Позже он ощутил растущее чувство неловкости.

Вид Кесси с младенцем у груди взволновал его. Это было красиво и естественно. Его взгляду явились простота и совершенство материнства, и он не мог оторвать глаз от этого зрелища, во всяком случае, до тех пор, пока он не заметил, как заалели щеки молодой женщины.

Эндрю поспешил уйти, хотя предпочел бы понаблюдать за мерным покачиванием головки Элизабет у груди матери.

Даже сейчас, когда он вспоминал эту картину, у него перехватывало дыхание. Его желание никак не вязалось с реальностью ситуации.

Эндрю повесил гирлянду лампочек на елку и из-за спины услышал голос Кесси:

– Ты совсем не купил белых огней?

Он издал протяжный утомленный вздох, понимая, что она не собиралась раздражать его. Вероятно, на свете не существует ни одной вещи, которая бы нравилась им обоим.