Белва Плейн - Пылающий Эдем

Немного погодя она слышит рокот прибоя. Странно, дом расположен достаточно далеко от побережья. Она удивлена, но не очень. Она слишком устала. Она снова возвращается к своим мыслям.

Но, сомнений нет! Она ощущает едкий запах дыма. Новый звук: шипенье, треск, подобный тому, когда мясо жарится на сковородке. Она встает с кровати, неуверенно стоит посреди комнаты, стараясь определить направление. Где-то что-то горит. И вдруг она понимает все! В панике она бросается к двери спальной, распахивает ее. Нестерпимая жара, подобная ослепляющему солнцу отбрасывает ее назад в комнату. И холл, и лестница горят ярким пламенем. Клубы дыма в ее легких. Неистовой силой она пытается захлопнуть дверь. Но не побороть ей напора этого палящего горящего зноя. Она задыхается. Языки пламени перекинулись в комнату. Они как солдаты, целая армия солдат, бряцающая своим смертоносным оружием. Они цепляются за прозрачные шторы и ковер, они «лижут» кружевные плечи ее рубашки, ее длинные черные волосы. Мучительная боль в легких.

– Ричард! – кричит она.

Полусонный он ковыляет к окну, выбивает его и выталкивает ее. Жуткая какофония звуков в ее ушах. Его крик, крик человека объятого сметающим все на своем пути пламенем, и ее – она, скованная страхом, спасается, падает на старые деревянные коробки под окном.

Частная клиника доктора Стрэнда находилась в предместье Коувтауна, за Домом Правительства. Фрэнсис ждал здесь вот уже четырнадцать часов. Он нервно мерил шагами коридор, пытаясь читать, немного вздремнул. Была полночь, Фрэнсис стоял у окна и смотрел вниз на порт, на светящиеся огоньки проезжавших машин.

Доктор подошел к Фрэнсису.

– Мы измеряем ее давление, мистер Лютер, – сообщил он. – Давление держится. Она хорошо себя чувствует в данный момент. Медикаментозное насыщение.

Фрэнсис кивнул. Не ошибся ли он в докторе? Стоит ли так полагаться на его опыт? У него – хорошая репутация. У него – седые волосы, что почему-то всегда внушает доверие.

– У нас еще есть время. Мы постараемся не прибегать к кесареву сечению.

Молодые мужья, ожидающие в приемном отделении – выигрышная тема для различных шуток и карикатур. Окружающие считают подобные ситуации комичными. Бог знает почему. На самом же деле муж терзается, его одолевают сомнения, мучают многочисленные вопросы. Одни терзаются от страха за судьбу своих любимых жен, другие молят о благополучном рождении своего первенца. Как несправедливо все, неправильно, порочно…

– Очень хорошая пациентка, мужественная женщина! – говорил доктор Стрэнд. – Она так хочет этого ребенка! Ни жалоб, ни стона. Достойная женщина.

– Да, достойная. Даже очень.

А если бы это был ребенок Кэт? Его охватило чувство вины перед Марджори. Да, он виноват, это – грех. Как беззащитен он перед судом своей совести.

Он не часто бывал у Кэт со времени беременности Марджори: раз десять, не больше, если не считать их поездки на Барбадос. Они остановились в отеле. Всю ночь ветер качал пальмы. Он подарил ей букетик гардений; они росли там повсюду. Их сладкий, до боли знакомый аромат – они пахли мускусом – мешал ему спать. Да все это напоминало ему отца. Да, да! Не говори матери, сынок. Ты же знаешь, ни за что на свете я не причиню ей боль. И до конца остался верен этому принципу: не обидел ее и не бросил детей. Но нельзя же ведь сравнивать ту женщину с Кэт!

А что мы вообще знаем о себе и о других? – думал Фрэнсис. Я перестал надеяться, что моя мать когда-нибудь приедет на Сен-Фелис. Из-за чего она так долго не приезжала сюда, какие таинственные причины, а может быть, страх удерживали ее вдали, на расстоянии от этого острова? Я так и не узнал. А сама знала ли она истинную причину? Он метался, перескакивал мысленно с одного на другое, Марджори, Кэт, его родители, еще не родившийся ребенок. Господи, помилуй его! И пусть их связывают с сыном более близкие, лучшие отношения, чем были у Фрэнсиса с отцом!

Он сидел, обхватив голову руками, ничего не замечая вокруг; к нему подошел доктор, тронул его за плечо.

– Вам надо выпить. Если бы не беспорядок на улицах, я бы принес вам что-нибудь.

Он насторожился.

– Что происходит? Вы что-нибудь слышали?

– Бунты, беспорядки, демонстрации – по всему острову. Большой марш протеста против налогообложения в округе Принцессы Мэри. Кто-то стрелял в полицейских, те открыли ответный огонь. Трое убитых, несколько человек ранено. То же самое и на юге острова. Еще на прошлой неделе лорд Фрейм предполагал, что так оно и будет. По-моему, с Бермудских островов сюда идет крейсер с подразделением солдат. Они сумеют навести здесь порядок, если успеют, – мрачно заключил доктор. – Почему бы вам не прилечь и не отдохнуть немного? Я скоро вернусь.

Фрэнсис снова лег. Он страшно устал. Выносить такое нравственное напряжение – нет сил! Лучше весь день проработать в поле! Да, неспокойная ночь – он вспомнил рассказы о восстаниях – кровавая ночь, ночь мести! Нет, утешал он себя, в двадцатом веке такого быть не может! Сама мысль об этом абсурдна. Век Гитлера и Сталина…?

Его разбудили какие-то шелестящие звуки. В другом конце комнаты при свете лампы Лионель читал газету. Он шевелил губами, внимательно просматривая газету, как обычно делают люди, не привыкшие к чтению.

– Привет. Ты давно здесь? – спросил Фрэнсис.

– Да нет, всего несколько минут. Еле добрался. Кругом посты. Губернатор ввел военное положение. Город наводнен бесчинствующими пьяными молодчиками, напуганными торговцами, землевладельцами, которые хотят пересидеть в городе, только бы не оставаться одним в своих имениях. Гостиница Кейда переполнена. Как Марджори?

– Пока ничего нового. Может быть, будут делать кесарево сечение. Как здорово, что ты здесь, Лионель!

– Все нормально. Все-таки мы – одна семья. Помимо всего прочего, мне нравится Марджори.

– И ты ей тоже.

Не ожидал я, что способен так хорошо скрывать свои чувства, подумал Фрэнсис. Он чувствовал себя хитрым, коварным. Вот здесь перед ним сидит этот добродушный непутевый человек, а он вынужден скрывать приступы дикой ревности, что этот человек жил с Кэт, «обладал» ею. Старый, архаичный, но очень экспрессивный глагол. Имел, обладал ее плотью!

Он почувствовал насмешливый взгляд Лионеля.

– Чертовски тяжело тебе, Фрэнсис. Могу я быть откровенен с тобой?

– Да, конечно.

– Мне все известно о тебе и Кэт. Не спрашивай, откуда. Мир полон слухов.

– Я и не собираюсь спрашивать.

– Именно это я имел в виду, когда говорил, что тебе тяжело.

– Да, – словно со стороны Фрэнсис слышал свой бесстрастный голос. Типичный англичанин, каким его принято изображать на сцене, подумал Фрэнсис. Не знаешь, что говорить.

– Если бы ее ты увидел тогда, а не… – начал Лионель и замолчал.