Барбара Брэдфорд - Женщины в его жизни

Максим обернулся и посмотрел на Тедди.

– Странно, кто бы это мог быть? – тихо проговорил он, вставая.

– Ах, миленький, совсем забыла тебя предупредить, я жду еще одного гостя.

– Кого же?

Его вопрос она и на сей раз оставила без внимания.

– Боюсь, я опять взяла на себя роль Бога, – призналась она.

Максим подбежал к двери, открыл ее и в первый момент обомлел, уже дважды за этот день. Однако он с завидной быстротой взял себя в руки, и лицо его просияло.

– Анастасия! – воскликнул он и сделал шаг ей навстречу.

Княжна Ирина Трубецкая, радушная, но взволнованная, приветствовала Максима, Тедди и Анастасию, когда они пожаловали к ней вечером того же дня.

– Извините нас за опоздание, – начала было Тедди, но Ирина, подняв руку, остановила ее.

– Вы еще не знаете? Вы разве не слыхали? – глядя на гостей, возбужденно восклицала Ирина.

У Тедди вид был смущенный, у Анастасии – заинтригованный.

– Слыхали – о чем, Ирина? – решился уточнить Максим.

– О новостях из Восточного Берлина!

– Нет, – ответил он. Анастасия перехватила инициативу.

– Пойдемте-ка, Ирина, в гостиную, и вы нам расскажете все по порядку. – Она сняла пальто и положила его на скамью в прихожей.

– Да, да, да! Какая же я невежа, держу вас столько времени здесь, в передней. Разденьтесь, ради Бога. Тедди, давай сюда твое манто, Максим, повесь свое пальто в шкаф, – распоряжалась Ирина, вертясь между ними.

Спустя несколько секунд всех усадили перед камином в гостиной. Пришедшая троица выжидательно уставилась на хозяйку. Ирина была чересчур возбуждена, чтобы усидеть на месте, и потому стояла у камина, положив руку на полку. Тем же взбудораженным голосом она сообщила:

– Сегодня днем Гюнтер Шабовски, секретарь коммунистической партии Восточного Берлина, давал пресс-конференцию. Он заявил, что сегодня начиная с полуночи восточные немцы могут, если желают, уходить на запад. – Голос Ирины задрожал, и она прослезилась. – Могут уходить без всяких спецразрешений… хоть на несколько часов или дней, или навсегда, если хотят. Они свободны! Наконец свободны от пут! – Она была настолько потрясена этим событием, что зарыдала и полезла в карман жакета за платком.

Максим подошел к ней и положил руку на плечо.

– Ты был прав, Максим, – чуть погодя снова заговорила она. – Ты был прав, когда говорил, что Берлинская стена скоро должна пасть, так это и будет, как ты предсказывал.

– Вот уж не думала, что доживу до этого дня! – воскликнула Тедди.

– И я тоже, Тедди, – прошептала Ирина, вновь промокая глаза платком и силясь взять себя в руки.

Максим был искренне удивлен.

– Мы с Тедди были заняты несколько часов со старым другом… потом Тедди надо было обсудить со мной ряд вопросов, затем неожиданно появилась Анастасия, и я пропустил вечерние новости по телевизору. Ясно, что мы были в неведении, когда пришли сюда. А новость прямо-таки замечательная!

– У меня был заказан столик в ресторане, – сказала Ирина, – и я отменила заказ. Мы поужинаем здесь, потом около одиннадцати пойдем на улицы. Мы должны своими глазами увидеть открытие контрольно-пропускных пунктов вдоль всей Берлинской стены.

– Правильно! – воскликнул Максим. – Не можем же мы пропустить такое событие. Ведь исторический сдвиг происходит буквально у нас на глазах и в этот самый момент. Мы видим историю в процессе ее творения. Ничто никогда не повторяется одинаково, как раньше…

– Что это значит? – спросила Анастасия. Максим вдруг понял, какие последствия может иметь это событие в будущем, и таким же, как у Ирины, взволнованным голосом сказал:

– Я думаю, мы очень скоро станем свидетелями падения коммунистических режимов в Европе. Вот увидите, один за другим они полетят кувырком. На марше свобода и демократия.

– Ты в самом деле так считаешь? – спросила Тедди.

Он редко ошибался. По крайней мере, в бизнесе и в политике.

– Да, я так считаю, – повторил Максим. – Это Михаил Горбачев. Он открыл путь своей перестройкой и призывами к реформам. Поверьте мне, этого не произошло бы без него.

– Колесо истории, – тихо проговорила Ирина. – Оно поворачивается то медленно, то слишком быстро. Мне семьдесят восемь лет, и всю свою жизнь я прожила под грозной тенью коммунизма. Большевики убили мою семью: моего отца, моего дядю Романова, царя Николая, его жену, царицу Александру, моих двоюродных сестер. Я была ребенком, когда мы с матерью бежали из России. – Она вздохнула: – Больше семидесяти лет я ждала, Богу молилась о падении коммунизма… о том, чтобы народ устоял и чтобы его стремление к свободе и справедливости в конечном счете взяло верх.

– Оно уже берет, – прервал ее Максим. – Несколько месяцев идут демонстрации в Лейпциге и по всей Восточной Германии. И восточные немцы через Венгрию и Чехословакию удирают в Западную Германию в огромных количествах. Падение Берлинской стены было лишь вопросом времени. Однако, Ирина, как у тебя обстоит дело с напитками? Мы должны поднять тост по случаю такого исторического события.

– Ах, какая же я глупая! Хильде перед вашим приходом поставила шампанское на лед. Вон там, Максим, на буфете, и бокалы там. Будь добр, открой бутылку!

Он подошел к буфету, открыл и разлил по бокалам вино. Анастасия подошла, взяла два бокала и подала Тедди с Ириной.

Все чокнулись и отпили по глотку.

– За свободу! – воскликнула Ирина, высоко поднимая свой бокал.

– Свобода! – в унисон возгласили Тедди, Максим и Анастасия.

– Сегодня девятое ноября! – сказала Тедди, и ее лицо вмиг озарилось воспоминанием. – Девятое ноября тысяча девятьсот восемьдесят девятого года. Пятьдесят один год назад в этот вечер праздновали двадцать первый день рождения Генриетты Мандельбаум… и в эту ночь наци подожгли центральную синагогу. Хрустальная ночь девятого ноября тысяча девятьсот тридцать восьмого года… Мне никогда этого не забыть… гонка по улицам на заднем сиденье мотоцикла с Вилли Герцогом, бегство от разъяренных штурмовиков. Сегодня пятьдесят первая годовщина Хрустальной Ночи!

– Сколь знаменательно то, что стена рушится именно сегодня, – сказал Максим. – История и впрямь совершила полный круг.

Ирина кивнула в знак согласия.

– Не приди к власти Гитлер, никогда не было бы войны. Берлин никогда не был бы разделен на зоны. И страна не была бы разделена: в Восточной Германии не было бы коммунистического режима. Все так или иначе возвращается и упирается в нацистов, верно? Лишь теперь, когда рушится Берлинская стена, мы по-настоящему видим конец наследия третьего рейха.

«Откройте ворота! Откройте ворота! Откройте ворота!» – вопили толпы в одиннадцать сорок пять. «Откройте ворота!» – без конца выкрикивали люди. Они дразнили и злили восточногерманских пограничников еще целых пятнадцать минут до наступления полуночи, собравшись на контрольно-пропускном пункте «Чарли» в американском секторе Западного Берлина.