Ева Мелоди - Тайфун Дубровского

Думать о том, что делать «несчастному парню» мне совершенно не хотелось. Больше заботили свои проблемы, которые росли с каждым днем в геометрической прогрессии.

– Это очень интересная история, – не могу удержаться от комментария, когда Анна Львовна замолкает. – Но увы, она не изменила мое мнение по поводу вашего хозяина.

– Понимаю, милая. Но может в ответ ты расскажешь свою историю?

– Это не слишком интересно, – пожимаю плечами. – Нет страстей как в вашем рассказе. Я приехала отдохнуть на море, в этом городе живет моя подруга, мы вместе учились… она давно звала. В дороге у меня украли все деньги, а подруга влюбилась и умчалась в другую страну, замуж собирается.

На этом месте замолкаю, потому что оценить последующие события мне до сих пор сложно. Что это вообще было? Почему Анюткина сестра подставила меня? Что я ей сделала плохого? Зачем они подослали меня в этот дом? Часть меня хочет верить, что все-таки из лучших побуждений. Ведь и правда, в таком большом доме вполне может требоваться прислуга… Вот только костюм, что мне выдали, теперь отлично понимаю, никак в эту историю не вписывается. Только такая дура как я могла поверить подобной лапше на уши. От этого безумно стыдно, и делиться этим ни капли не хочется.

Но и промолчать после полной откровенности собеседницы я не могу.

– Меня приютила сестра подруги. Показала здешние места, была очень гостеприимна. Я искала работу, но не смогла найти. И она предложила устроиться горничной, сюда, к вам…

– Ну надо же, деточка. Как нехорошо получилось! – восклицает собеседница.

– Ничего, я уже забыла, – вру, конечно, но мне неловко что старушка так убивается.

– Ты очень великодушна. И знаешь, горничные действительно требуются. Многие не выдерживают изоляции. Здесь испокон веков правило – прислуга живет тут же. Приходящей не держим.

– Почему?

– Так меньше сплетен. Так ты попробуешь?

Поверить не могу!

– Вы что, после всего предлагаете мне работу?

– Ну ведь ты же сама сказала – она тебе нужна… Что поделать, все произошедшее – ужасное недоразумение. Наверное, причина в том, что я поручила Карлу подбирать персонал, не подумав о том, что «девушек» (это слово Анна Львовна произнесла скривившись, словно в кавычках) для Владимира тоже приводит он…

– Мне нужна работа, очень… Но видимо этот город не для меня, а я – не для него. Я не могу работать в доме с бородатым психом! – вырывается прежде чем могу осмыслить собственные слова.

– А придется, – раздается у меня за спиной, и я холодею.

Так вышло, что я уселась в кресло, стоящее спиной к двери – из окна открывался потрясающий вид, не смогла устоять. Но теперь понимаю, насколько необдуманным был этот порыв. Псих-Дубровский здесь, в комнате! Что бы ни говорила мне Анна Львовна, страх въевшийся в кожу – ничем не унять. Я точно знаю – не подоспей экономка вовремя – он бы взял меня силой. И когда смотрю на него, даже когда просто ощущаю его присутствие – не могу не думать об этом. Не могу не чувствовать ненависти, отвращения к нему. Желания убежать…

Резко оборачиваюсь и встречаю пристально изучающий взгляд небесно-голубых глаз. Кажется, в их бездне можно утонуть. Но беру себя в руки и отвечаю дерзко:

– Я не ослышалась? Придется? В этом доме принято женщин заставлять силой? Склонять к сексу, к уборке? Неважно к чему, лишь бы последнее слово оставалось за вами? – вскакиваю на ноги, в порыве бежать прямо сейчас, куда глаза глядят из этого странного дома. И тут же осознаю, что наговорила лишнего и краснею. Вот дура. На случайно оброненные два слова, ответила целой тирадой! Как глупая истеричка. Я чувствовала себя сейчас именно так. Еще пара пронзительных взглядов бородача – и начинаю дрожать как осиновый лист, проклиная себя за глупую никчемную браваду.

– Ты не ослышалась. Но если вдруг у тебя проблемы с восприятием слов, я предпочитаю еще раз объясниться наедине. – С этими словами он делает пару шагов и оказывается почти вплотную от меня. Берет за правое предплечье и чуть тянет на себя. А я резко вырываюсь и отпрыгиваю.

– Ну уж нет! Ни за что! – прячусь за креслом Анны Львовны. – Никаких наедине, обойдешься. – От испуга обратилась на «ты», да и пофиг, пошел он! Страха к этому громиле больше не было. То ли благодаря рассказу экономки, то ли у меня уже совсем крыша поехала. Потому что в здравом уме ни за что бы не понадеялась что хрупкая старушка защитит меня от монстра. Но я опять ошиблась.

– Владимир! – голос Анны Львовны прозвучал совершенно иначе, он словно высечен из стали. – Сейчас же прекрати пугать девочку.

– Я не съем ее, – буркает бородач. – Всего лишь разговор.

– У меня нет секретов от тебя, – вворачивает хитро старушка, а я проникаюсь к ней еще большим уважением. Действительно, правильно сказала. С чего это он вздумал опять тащить меня куда-то. Обойдется.

Но он меня все-таки волнует. Вроде никогда не привлекали блондины, брюнетов я считала куда более брутальными, страстными… Хоть и знала всего одного, и особой страстностью он не отличался… Но по фильмам, сериалам, всегда выбирала жгучих темноглазых брюнетов. И вот нате вам поворот… Этот белокурый гигант кажется мне пещернее всех жгучих самцов вместе взятых. От него веет опасностью, смертью. Холодным расчетом, арктическим льдом. И в то же время этот лед оставляет ожоги.

– Хорошо, – на удивление быстро сдается мужчина. – Я подумал, вот что, Красная Шапочка. Раз ты так уверенно поешь свою песенку про уборку, значит, добро пожаловать.

– Спасибо, уже отпала необходимость в работе.

– Что-то сомневаюсь.

– А мне плевать!

Все еще пячусь задом, потому что Дубровский наступает.

– Если я принял решение, со мной лучше не спорить, предупреждаю.

– Я не хочу оставаться здесь ни минуты! – его наступление приводит меня в нервозное состояние. Попеременно бросает то в жар, то в холод. Голова просто раскалывается. Она болела с самого начала разговора, но теперь боль стала невыносимой…

И тут за моей спиной раздается ужасный грохот и звон. Анна Львовна что-то восклицает, на ее лице написан ужас. Даже Дубровский в лице меняется… А я никак не могу понять почему. Пока не оборачиваюсь. Я что-то разбила…

– Любимая ваза эпохи Мин! О боже, Маргарита…

– Будет в ярости, – договаривает за экономку бородач. А я чувствую, как все плывет перед глазами. Нестерпимая слабость, как в первый раз. И я снова погружаюсь в темноту.

Пробуждение дается тяжело, с трудом разлепляю веки, комната плывет перед глазами. Сфокусировав зрение, вижу склонившуюся надо мной Анну Львовну. На ее лице тревога, которую она хочет спрятать за показной улыбкой:

– Ну ты деточка прям кисейная барышня девятнадцатого века. От всего чувств лишаешься, – улыбается она.