Ди Назари - Коралловые бусы для дочери

Время пролетело незаметно. Когда они сели в машину, до отхода поезда Риты оставалось двадцать пять минут. Она тревожно взглянула на Гришу, но он невозмутимо ответил на ее немой вопрос:

– Успеем. Сейчас увидишь, как мой агрегат умеет летать.

И действительно, он летел, местами разгоняясь до ста двадцати километров в час по городу, проезжая на желтый свет… Рита нервничала, просила его не гнать так машину, мол, черт с ним, с поездом, жизнь дороже, но он только тихонько рассмеялся:

– С вас беру пример, Маргарита Александровна! Вы же у нас гонщица!

Когда до вокзала было рукой подать, и между домами уже виднелся шпиль башни с часами, они застряли в пробке. Гриша раздумывал доли секунды, потом выехал на встречную полосу навстречу трамваю. Рита напряглась, вжалась в сиденье, но вскрикнуть не успела, потому что Гриша вовремя успел перестроиться обратно в свой ряд прямо перед трамваем…

Последние сто метров, которые им пришлось бежать, показались просто бесконечными.

– …Марго, давай руку! – крикнул он Рите, еле поспевавшей за ним на каблуках и с букетом!

…У Ефима Соломоновича день выдался тяжелым. Мало того, что подъем в полпятого утра, а в поезде не дали поспать болтливые соседи-бизнесмены, обсуждавшие какие-то заумные схемы купли-продажи, так потом еще и сложные переговоры с поставщиками. Он терпеть не мог краткосрочные командировки без ночевки, туда и обратно, когда в течение одного дня нужно было два раза садиться в поезд. Он в принципе не любил поезда, потому что никогда не мог в них спать. Он искренне удивлялся тому, как этот грохот, ласково называемый в народе «стуком колес», и эта невероятная тряска могут вообще кого-то убаюкивать! «Слава Богу, что обратно ехать в «СВ»!»– думал он, надеясь на то, что усталость возьмет все же верх, и ему удастся хотя бы подремать. Ефиму Соломоновичу нравилась его подвижная работа, он с удовольствием ездил по стране лет до пятидесяти, но сейчас ему было уже пятьдесят восемь, и возраст давал о себе знать. Правда, он неплохо выглядел при этом, и по-прежнему любил приударить за какой-нибудь интересной женщиной. Только приударить, без продолжения! Что-то вроде виртуальной коллекции из интересных женских образов.

Он уже шел по перрону, и посмотрев на часы, ускорил шаг – до отхода поезда оставалось пять минут. Подходя к своему вагону, он заметил интересную парочку: высокого светловолосого мужчину и миниатюрную, элегантно одетую женщину с букетом алых роз. Они стояли, обнявшись, и смотрели друг на друга, как будто пытались запомнить каждую черточку друг друга. Ефим Соломонович непроизвольно обернулся и еще раз окинул взглядом даму с головы до ног, заметив про себя ее яркость.

– До отхода поезда осталось пару минут, давай прощаться!.. – сказала Рита, отводя взгляд.

– Позвони мне, как доедешь! – попросил Гриша, – и… пусть тебе попадется не храпящий попутчик.

Марго тихо засмеялась и добавила:

– Я уверена, мне попадется интересный мужчина!

– Уж не этот ли? – спросил Гриша, кивнув на лысоватого мужчину лет пятидесяти, который прошел мимо них в ее вагон, да еще обернулся и с интересом посмотрел на Марго.

– Ну… – задумалась Рита, делая вид, будто не исключает такого варианта развития событий.

– Ты еще и извращенка! – Гриша привлек ее к себе и поцеловал страстно.

– Бессовестный, ты съел всю мою помаду!.. – с досадой сказала Рита, отодвигаясь от него.

– Это чтобы ты не привлекала никаких попутчиков! – шутливо-ревнивым тоном ответил он.

– Единоличник!

Рита приподнялась на цыпочки, чмокнула его в последний раз в губы и убежала.

Зайдя в свое купе, она увидела того самого лысоватого мужчину – Гриша как в воду глядел. Она едва сдержалась, чтобы не прыснуть от смеха, потом поздоровалась и подошла к окну помахать рукой терпеливо ожидающему Грише.

«Достойный экземпляр для коллекции, Ефим Соломонович! – думал про себя попутчик Риты, разглядывая ее, пока она посылала воздушные поцелуи провожавшему ее молодому человеку, – да еще и вдвоем в купе спального вагона!.. Может, воспользуетесь шансом, тряхнете, так сказать, стариной, а?…»

Поезд тронулся. Рита сняла шляпу, пальто, села на свое место и прикрыла глаза. Она вдруг поняла, насколько устала. Это была, скорее, не усталость, а пустота, которая наступает по окончании любого праздника.

Попутчик откашлялся, и она открыла глаза. Он смотрел на нее и улыбался.

– Давайте знакомиться! – предложил он, – ведь нам еще долго ехать… Меня зовут Ефим Соломонович, можно просто Ефим, а Вас?

– Рита… Маргарита, – устало ответила она, а про себя подумала: «Господи, и ты туда же!»

Рита спохватилась, вспомнив о розах. Попутчик вызвался ей помочь, побежал к проводнику, принес пластиковую литровую бутылку, достал складной ножик, отрезал ей горлышко, потом побежал за водой, в общем, проявил всяческую заботу о цветах.

Потом завязался привычный разговор двух попутчиков, самый что ни на есть стандартный и шаблонный. Рита даже словила себя на мысли, что все эти разговоры настолько похожи друг на друга, будто при входе в вагон проводники раздают всем одинаковые тексты. Однако в какой-то момент Ефим Соломонович затронул философские темы, и дальше разговор пошел интереснее. Он начал рассказывать истории из жизни философов, ученых, потом рассказал пару действительно смешных анекдотов, над которыми Рита искренне посмеялась. И теперь уже она включилась в разговор, стала сама что-то рассказывать. В итоге, они проговорили до двух часов ночи.

Те, кто часто ездят в поездах, знают, что попутчики, мило проболтавшие накануне вечером обо всем на свете, утром почему-то не хотят даже смотреть друг на друга, вроде стали свидетелями чего-то постыдного. Вот и Риту не покидало такое же чувство. Пока Ефим Соломонович лежал, отвернувшись к ней спиной, она ловко оделась и вышла из купе. Когда она вернулась, ее попутчик был уже при всем параде, как будто и не ложился вовсе.

Оставшиеся полчаса до прибытия они проехали почти молча. Наконец-то поезд замедлил ход, и показалось здание вокзала. Ефим Соломонович вскочил с места, подал Рите ее роскошное пальто, потом оделся сам. Когда поезд остановился, он поблагодарил ее за приятный вечер, она улыбнулась в ответ, и уже собиралась выходить из купе, как вдруг он остановил ее вполне логичным вопросом:

– А как же розы?

Рита повернулась к нему, загадочно улыбнулась и, покачав головой, ответила:

– Боюсь, они мне больше не нужны.

Ефим Соломонович открыл, было, рот, чтобы ответить, но у него получилось что-то среднее между вздохом и стоном, зато в глазах за долю секунды пролетели, чередуясь, удивление, понимание, огорчение, досада, жалость… Эмоции были настолько яркими, что Рита даже остановилась в дверях насладиться этой реакцией.