Александр Уваров - Такая маленькая смерть…

Станут ржавыми камни,
Туман
Поползёт в мои сны,
И портовый джазист
Протрубит отступленье весны,
Лёд по кромке пойдёт,
И пропойно охрипнут басы,
И стивидор загонит
Вчерашний вагон на весы,
И ослабнут борта,
И кингстоны отмерят часы,
И баркас поплывёт
Умирать у песчаной косы…

Тридцать три мне минуло
И время стремится к нулю,
И вечеря в подъезде…
А где ещё водки нальют?
И на свист тепловоза
Святые слетают с небес,
И стучит, и стучит за окном
На Голгофу экспресс.
Там в вагонном сортире
Мочою пропахла купель,
Пьяный ангел, икая,
Влетает под утро в купе.
Благовествует деве,
И, слушая девичью брань,
Смотрит кротко в окно:
Остановка. Вокзал. Гефсимань.
Здесь я жду на перроне,
Здесь вхожу я в вагон. Благодать
На меня снизошла.
Здравствуй, дева, пречистая мать!
Это я, твой сынок,
Это я, чрева чистого плод!
Что, опять материшься?
Ну ладно… Пошёл я… В народ.
А народ – всё с газетой,
На строчках – яиц шелуха.
Рот кривит, чешет яйца народ
В ожидании греха.
На хер, на хер, народ!
Я пойду, закажу себе чай.
Ах, прощай, мой родной!
Я надеюсь —
Навеки прощай.
Проводник мимо чашу пронёс,
И спасибо ему.
Съехав, щёлкнула дверь…
Заключён я, должно быть, в тюрьму.
Там охрана вагона
Опять разыграла хитон.
Хит сезона – «очко»,
Три гвоздя я поставил на кон.
Мне навязан билет,
Я невольный теперь пассажир.
Моей рожей засветятся
Скоро в церквях витражи.
Мою кровь прополощут во рту,
Мою плоть изгрызут.
Мои волосы в ладанку сунут,
И купят слезу.
Всё такая туфта, всё такая тщета,
Стук колёс.
Или в дверь постучали?
Должно быть, Иуда донёс.
Он всегда не ко времени
С вечным усердьем своим.
Видно, дёрнул рычаг.
Замедляется ход… Тормозим.
Контролёры… Билет? Перепутал?!
А номер какой?
Двадцать пятый? В Москву? Не в Голгофщину?!
Выскочу! Стой!
На разъезде глухом, с чемоданом,
В терновом венце,
Расписанье читаю… Где ж путь тот
С Голгофой в конце?
Будет к вечеру поезд,
Коль верить затёртым листкам.
А не будет – поеду в Москву.
Распинают и там.

Александр Уваров (С)

В редкий миг,
Как недвижна луна
И на небе покой,
Влажным корнем сосны
Время пить
Забродившие соки
Тёмной талой земли,
И с лесной
Непроглядной тоской
Вновь брести по болоту
Под хруст
Прошлогодней осоки
На три века назад,
В камень ветром
Оглаженный круг,
Под петровский ботфорт —
Быть тут пусту
До звона железа.
Кандалами до крови
Мой каторжный берег истёрт,
И резцами до сути
Мой каторжный берег изрезан.
Здесь я не жил… О, нет!
Этот воздух глотался не мной,
Время ноздри не мне
Отрывало клешнёй Оренбурга,
Но от Яика к Балтике
Вновь меня гонит конвой,
И на дыбе башкир,
И клеймёная воет подруга.
Здесь на дамбе надонной —
Мой камень,
Четвёртый в ряду,
Здесь мой Остров Ржаной
Был разломан тяжёлой буханкой.
Здесь в чахотке лежал
И три ночи метался в бреду,
И последний мой день
Кровью тёмной до корки исхаркан.
Пылью скрип и вокруг
Искрошённый плитняк, и стеной
Крепостною придавлен был… Знать, погребение вскоре.
Упокой со святым Николаем в воде ледяной,
Что сочится из грунта
Под весом Балтийского моря.

********

Сосчитает деревья лесничий
Луна убежит
Впереди
В нетерпении
Тень завиляет хвостом
Пустота на погосте
Скакнув
Обернётся крестом
Осенит
И захватит
Затянет
И заворожит.

********

Я для тебя приготовил
Рассеянный дождь
Долгие дни
К рваной кофте
Подколота брошь
Брошу я в россыпь
Размахом
Оранжевый свет
Свежая просека
Там,
Где лесов уже нет.
Я к октябрю приготовил
Сухую траву
Ветром
Размолоты зёрна
И маршем браву…
Нет, не бравурным,
А просто —
Гулять и гулять.
Глухо в душе,
Тишина
Третьим лишним опять.

*********

Пёс,
Друг мохнатый,
Сбегай к поляне,
Там
Луна наливает
Свет свой молочный
Котам
В плошки глубокие
Сонных осенних озёр
Мы до сих пор
Не видали того,
До сих пор.
С полной луны
Капли падают с полной луны.
У конуры твоей
Миски до края полны.
Призрачный друг мой
Не лает, не лает в ответ,
Только лакает
Полночный струящийся свет.

*******

С ниткой по миру
Бредёт и бредёт нагота
Дыры, всё дыры
И в сердце живёт пустота.
В старой квартире
Один загибается гвоздь
Корочку сыра
Подбрось моей мышке,
Подбрось.
Линии лестниц,
У двери – затихший звонок.
Тени
Ступени
Ложатся волною у ног.
Стерпится ненависть,
Переболеет любовь.
Время надеяться,
Время надеяться
Вновь.

********

Ещё поём
И в облаках
Хожденье строем
И подыхаем
На руках
Хрипим героем.

********

Позёмкой зима
Проползёт,
Не подняв головы,
Седою косой
Проведя
По асфальту Москвы.
Просоленный снег
На обочину
Ветер сгребёт,
Ворча и ворочаясь
Он
На сугробах уснёт.

********

Помолись о безумном,
Хлебнувшем
Козлиной мочи.
Черепки под ногами
Стучат
Колотушки в ночи
На обходе
Пьяны сторожа
И полночна тоска.
Смерть уздою держа,
Чёрный всадник мой
Прочь поскакал.

**********

Блядь,
Пойми меня правильно —
Мы не одни
У маменьки,
Мы не одни
У Господа
Роспись по телу
Оспою
Не достаётся…
Очередь!
Пьянь
Сыновья и дочери,
Тварь
Разлеглась в безвременьи,
Грязь
От пизды до темени.

Я ранен под Библом,
Из глаза торчит
Три дня и три ночи
Обломок стрелы.
У нас с медициной —
Не очень,
Хотя и получше,
Чем, скажем, в Лагаше и Кише…
Потише, шакалы!
И вороны тоже,
Потише…
Тутмосом взяты Библ,
Кадеш
И до хеттов
Меч!
Долетели до Кипра
Кедровые ветры
Пальмы порублены в щепки,
Сладкие соки
Тёмные вина
Бродят
В кувшинах высоких.
Нас поминают,
В даль
Погребальные лодки.
Нас называют
По именам
Коротким.
Грузят на лодки
Робкие души
И пряность.
Нас не осталось.
Нас уже не осталось.
Тело
Под солнцем.
Пекло печёт чернолицых.
Входят кочевники
В наши пустые столицы.
А я вот
в отлучке,
Вечной отключке
Пустыне
Псы по кускам
Собирают меня
В Палестине.

Самурай Иван Петрович
Свой живот кинжалом режет
Под горою Фудзи сидя,
Запах сакуры вдыхая.
Телепузики хлопочут,
И героя отвращают
От великого деянья
Недостойными словами.
Дескать, твой живот, Петрович,
Лучшей участи достоин:
Не кинжала самурая,
А глотка огня хмельного.
Лучше тёплой выпить сакэ
Под весёлую частушку
О сёгуновой мамаше
Пусть в Киото всем икнётся!
Жить весёлым и свободным,
Не высовывая носа,
Чтоб его не оторвали
Злые сёгуновы слуги.
А влеченье это к смерти
Старомодно и нелепо,
Негигиенично, кстати,
И плохой пример для юных.
Но Петрович глух к советам,
Слабых он словам не внемлет:
Кимоно уже порезал,
И до живота добрался!
Красный цвет на белом шёлке,
Тинки-Винки плачет горько
И под сакурой героя
Телепузики хоронят.