Амрита Альгома - Простая История. Том 4

Когда Стив очнулся, обжигаемый резкими вспышками боли, его перекладывали на носилки. Он почти ничего не видел, может просто потому, что забыл открыть глаза. Это было так странно: вырваться из безвременья и ощутить себя в бушующем мире, время которого не останавливалось. Слышен был скрип, пахло горячим железом, краской и гарью, как от сгоревшей резины и эти запахи перебивали чистый запах прошедшего ночью дождя. Запахи дополняли шумы улицы: гудели машины, шелестели колёса, где-то играла музыка, кто-то кричал, отдалённо, едва слышно, говорили люди, сливаясь голосами в гул, и Стиву показалось, что вокруг стоит толпа, наблюдающая за ним. Крики и шум перебил на миг звук взлетающего самолёта и неподалёку стал разборчивым чей-то вопль:

– Скорее, самолёт горит! – Это издали, встревоженно-громко.

– Ну, давай, парень, давай, – ритмично пыхтел кто-то рядом.

– Мы его теряем! – Это не паника, а так, констатация факта.

– Самостоятельная сердечная деятельность отсутствует.

– Руки – резкий окрик.

– Разряд! – Спокойно.

– Да не могу скорее, не режется, придётся давить сильнее, он же тогда умрёт, – отвечал кто-то издали, более спокойно.

– Фибрилляция? – Сказали над Стивом.

– Полная остановка.

– А тот вон и так умрет, кровь на губах пузырится, он и дышать-то уже не может, – сказал звенящим шёпотом чей-то голос в сторонке.

– Руки!

– Ещё разряд! – Через миг рядом громко перевели дыхание.

Стив захотел открыть глаза, потому, что подумал, что надо оглядеться, чтобы оценить их положение. Но почему-то они не открылись.

– Ну, взяли! – Скомандовал кто-то над ним. – Раз, два, три!

Затем последовал провал, во время которого Стив не слышал ничего. Потом звуки вернулись снова.

Спокойные голоса где-то рядом.

Стив открыл, наконец, глаза. Работали две команды: врачи и спасатели.

Жёлтые костюмы отсвечивали на солнце, а, может, они сами были как горящие свечи и поэтому приходилось щуриться.

– Есть реакция на свет?

Его носилки стояли рядом с другими носилками, и он пытался повернуть голову, не сомневаясь, что рядом Джеф – это были его блестящие туфли. Одна штанина джинсов была порвана и в прореху выглядывало что-то розоватое, светлое. Потом ничего не стало видно, потому что его укрыли тёмно-синим пледом.

– Нет реакции. Несём!

Джеф словно шевельнулся, но когда от него отодвинулся врач, Стив понял, что его просто немного встряхнули. Лицо Джефа, уже освобождённое от кровавой корки, было повернуто к нему, и Стив со страхом отметил судорожные дрожательные движения глазных яблок.

– Есть нистагм, – сказал знакомый голос над ним. – Сколько он весит?

– На сто шестьдесят вводи.

– Ничего, – отозвался издали, пыхтя, первый. – Раз до сих пор не помер, значит, живучий парень. Видно, есть ради чего жить.

– Родным надо сообщить,– сказали над носилками.

Над Стивом наклонилась огромная голова и он почувствовал, как его поднимают.

– Сейчас сообщим, у него мобильник в кармане.

– О! Разрезал! Ну, лётчика нам не спасти.

– Давай бегом, а то вы тут с ним сами поджаритесь. – Стива тряхнули, и он снова потерял сознание.

Во время второго озарения он увидел рядом Джефа, лежащего на носилках.

Потом Стив почувствовал, как резко встряхивает движение его носилки, когда его помещали в машину. Вскоре ощущалась скорость – они ехали и звук сирены сверлил мозг. Хотелось, чтобы прекратилась, наконец, тряска и нестерпимый звук. Стив попытался поднять руки, чтобы заткнуть уши, и не смог, облившись колючим жаром.

И наступила долгожданная тишина.

Когда глаза опять открылись, и он пришёл в себя – это был уже госпиталь, судя по запахам. Вокруг слаженно суетились люди и было почему-то жарко. Пот заливал глаза, и Стив хотел вытереться, но его тут же крепко схватили за руку и к нему наклонился кто-то из врачей, колдующих над Джефом.

– Пожалуйста, не шевелитесь, мы уже в госпитале, сейчас вам помогут, подождите немного. Я не могу пока уделить вам время, я нужен вашему другу. – И тут же отстранившись от Стива он махнул рукой и сказал: – всё, везите скорее!

Стив хотел спросить что-то: то ли что случилось, то ли будет ли жив Джеф, но пока собирался, врач куда-то исчез и в нос ударил резковатый запах, дурманя. Вокруг всё погрузилось в тьму.

Ещё через двадцать одну минуту по телефону связались с Николь.

Марина постукивала кончиком карандаша по крышке стола. Следила глазами за ходящим из конца в конец комнаты Томом.

Он всегда легче думал вслух: взвешивал свои планы, высказывая их Марине и следил за её реакцией. Но она последнее время никак не слушала спокойно. Всё отвешивала и отвешивала ему свои скептичные шпильки. Сейчас Марина смотрела на него и всё время переводила разговор на Джефа и Ники, явно пытаясь прозондировать его решение по этому поводу.

Марина же только поморщилась после очередного вопроса, что это её так заботит, если вокруг есть масса более важных проблем. Нашла себе важную вещь – ахать, как же выдать замуж дочь! Интересно до чего ещё можно договориться? Эти споры с Томом в ожидании Джефа были по её мнению сейчас неуместны. Она попыталась избавиться от недовольства собой, поскольку сама поддерживала эти споры. Но и не отвечать тоже не могла.

– Боюсь, что со своей решительностью Ники может очень легко организовать выполнение своего желания: брак – это не проблема, в некоторых местах сильно снижены всевозможные ограничения. Ты ведь знаешь нашу дочь – она выйдет замуж, когда захочет и за кого захочет, – сказала она.

Том вздохнул: Мери начала атаку. Это ужасно. После вчерашнего бойкота она теперь взялась конопатить ему на мозги. Он передёрнул плечами, не отвечая.

– Ты знаешь о том, что наша дочь уже несколько раз серьезно напивалась?

– Откуда ты это знаешь?

– Мне сказал Джеф.

– Я смотрю, у вас с Джефом свои секреты.

Марина присмотрелась к мужу. Какой-то он странный, зашёл вечером хихикая, о чём говорил с Джефом у ворот, не сказал. Сегодня с утра сам подкинул Николь к школе, усадив в свою машину и Марину. Странно, Том никогда так не делал, и Марина всё больше и больше тревожилась. Её семейная жизнь приучила её не доверять решениям Тома, если он их не доводил до её сведения заранее. А может, она просто боялась неизвестности.

Она спросила:

– Ну скажи мне, что в Джефе такого, что тебе не нравится?

– Его член. Я растил Николь не для того, чтобы…

Ну конечно, он просто не может без подобных выражений!

– Том, пожалуйста! – Взмолилась Марина. – Ты что, готовишь её в монахини?

– Боже упаси. У меня единственная дочь! Кто будет пестовать мою старость?

Она не могла понять, шутит он или сердится. Больше было похоже на шутку. Но она ответила на всякий случай недовольно: