Амрита Альгома - Простая История. Том 4

– Ничего утешительного пока не скажу, – тем временем торопливо шептала ему Марина. – Операция прошла хорошо, но о результате её говорить рано. Это можно будет узнать только после того, как он придёт в себя. Но врачи говорят, что сон после наркоза перешёл в кому, – она опять оглянулась на Николь.

– Николь не знает? – Догадался Стив.

Марина покачала головой.

– Нет. Она от него не отходила, а я слышала, когда стояла в коридоре. А Ники, как его привезли из операционной, так и не шелохнулась, – она снова вздохнула. – А вы как? Ведь вы же были с ним вместе? Расскажите мне, что случилось, я таких версий тут наслушалась, что просто слов нет, только ужас. Я не понимаю, что он делал в аэропорту в десять часов: у него же дежурство закончилась ночью?

– Да мы две смены сегодня отсидели, у нас Харт заболел, а у Клода жена сегодня рожает. Вот и подменяли. Вышли в десятом часу никакие, даже есть не стали, чтобы не заснуть по дороге. Что случилось, я не очень-то помню. Джеф же был сегодня без машины, у него она то ли на профилактике, то ли ещё что. – Марина кивнула, показав, что она знает это. Стив продолжал: – А я, как обычно, поставил свою не на нашей стоянке, а возле поля. Я там всегда её ставлю, когда подвожу жену – у неё сегодня рейс. Очень надеюсь, что ей ничего не сообщили. – Он вздохнул. – И позвонить-то некуда, они ещё в воздухе – рейс европейский. – Марина дотронулась до его руки, и Стив вяло улыбнулся в ответ. – Сели мы с Джефом. Я ему говорю: "садись за руль". Мне нравится, как он водит. Но он отказался, сказал, что ему надо подумать. Только выехали со стоянки, как вдруг рёв, грохот и бряк что-то на машину. Я глядь на потолок – а там жёлтое что-то в окне на крыше и трещины по люку побежали. Я и не понял сразу, что это крыло. Машину тащит, я ещё подумал: как тут нас мог самолёт какой на посадке приутюжить. И тут так ударило, что я отключился. Больше ничего и не помню. Очнулся, смотрю – самолёт горит, машина моя спрессована, рядом какие-то мужики носилки с Джефом тащат и не понять, жив ли он …

Вошла сиделка, сказала строго, поглядев на Стива:

– Вы из какой палаты? Идите, пожалуйста, не нарушайте режим.

– Я зайду ещё, позволите? – Спросил Стив и слабо улыбнулся, увидев кивок Марины.

Отец Вильхельм, пока они разговаривали, помог Майку освободить стол. И вскоре был занят подготовкой к мессе. Когда Марина повернулась, было почти всё готово. Настоятель, уже одетый для мессы стоял разговаривая с Николь. Она сидела не глядя на него и как будто его не слышала. Майк зажигал свечи.

Марина тихими шагами подвинулась поближе и устроилась на кресле у стены – их там стояло три штуки, рядом с вешалкой. Майк прошёл следом за ней, сел, поставив локти на колени. Отец Вильхельм повернулся в сторону поставленного на столе креста, задумался, сцепив пальцы.

Дверь отворилась и снова тихо вошёл Стив, оглядел преобразившуюся палату. Отец Вильхельм миг смотрел на него, в ожидании, затем сказал, определив, что, видимо, Стив остаётся:

– Ты всех милуешь, Господи, и ничем не гнушаешься, что сотворил; и покрываешь грехи людей ради покаяния и всё щадишь; потому, что Ты Господь Бог наш.

Стив посмотрел на Марину и она, печально улыбнувшись ему, прижала палец к губам. Он оторопело кивнул. Марина тихонько похлопала по другому стульчику, стоявшему рядом, Стив покачал головой и оперся спиной о стену, наслаждаясь вдруг возникшей здесь внутренней тишиной. В госпитале есть часовня, странно, что настоятель устроился прямо здесь. Но это было хорошо. Отец Вильхельм едва заметно улыбнулся, развёл руки в стороны и сказал негромко:

– Господь с вами.

Месса началась. В тишине раздался тихий всхлип: Николь плакала. Марина со страхом оглянулась на неё. Может после этого ей станет легче? Она так и проплакала всю мессу, не останавливаясь, не всхлипывая больше, но и словно бы не обращая внимания на то, что происходит вокруг неё. Марина подозревала, что она все-таки отдаёт себе в этом отчёт, поскольку её плач был так тих, что она не отвлекала и в некоторые моменты, когда Марина углублялась в молитву, она забывала о Николь. Потом, "выплыв", обнаруживала вдруг – Николь всё ещё плачет. Это были слёзы такого глубокого отчаяния, что Марине становилось больно. Майк так же, не шевелясь, сидел возле кровати Джефа, рядом с Мариной. Незаметный, тихий, отстранённый. Сначала Марине показалось, что ему всё равно, и он из вежливости сидит тут, просто потому, что не хочет выходить. Но при первых словах мессы он встал и, странно, всё повторял вместе с Мариной, словно знал чин мессы наизусть. Это почему-то было приятно и ей стало чуть веселее. Наверное, сознание того, что они с Николь не одни в своих молитвах утешило её. Марина так и просидела ночь на кресле в палате. Несколько раз она вставала, пытаясь уговорить Николь прилечь и отдохнуть. Николь словно и не слышала её уговоров, не реагировала на её объятия, но когда Марина пыталась поднять её с кровати, Николь вырывалась, молча, с неожиданной силой, ни разу не оторвав взгляда от Джефа.

Такая Николь пугала Марину не меньше состояния, в котором находился Джеф.

– Оставь её в покое, – посоветовал, наконец, шёпотом Майк, наклонившись к Марине. – У неё просто шок. Она всё равно сейчас ничего не воспринимает, кроме него. Пусть сидит.

Пару раз Марина всё же задремала, каждый раз просыпаясь от какого-то смутного испуга. И каждый раз видела Николь, сидящую на краю кровати Джефа, чуть покачиваясь: вперёд-назад, вперёд-назад. И как ни странно, Марина неожиданно успокаивалась, словно зрелище Николь, бодрствующей возле кровати вселяло в неё веру, что всё будет в порядке. Майк сидел напротив Николь, обхватив голову руками и, кажется, так за ночь и не шевельнулся.

Утром госпиталь проснулся. Было ещё совсем темно, но из коридора уже доносились шаги, металлическое бряканье провозимых тележек, голоса, шорох колес. Для Джефа тёмное утро началось с уколов. Пришла медсестра, проверила аппаратуру, поправила датчики, наклеенные на его тело, измерила ему температуру, вложив в рот термометр. Поставила два укола, объяснив Николь, что это такое и для чего ставится. Записала всё это в карту, лежащую в специальном ящике, прикрепленном в спинке кровати.

Николь заметила сиделку, как только она вошла, и сразу словно очнулась.

Оказывается, уже утро. С улицы лился фонарный свет – рассвет ещё на наступил. Николь внимательно проследила за всеми действиями сиделки тревожными глазами.

Когда начало светать, Марина вынуждена была уехать. Ей хотелось поговорить с отцом Вильхельмом, нужно было дать задание секретарше, потому, что она вряд ли сможет сегодня работать и, наконец, в ней нуждался Том.

– Я приеду после обеда, – сказала она, обнимая Николь. – Тебе нужно будет отдохнуть.