Ася Тургенева - Мужчина, которого она полюбила. Реальная сказка

Всю дорогу домой Егору казалось: он невероятно хочет спать и более ничего. Но провалявшись полчаса, Ермаков осознал всю бесперспективность затеи. Организм отказывался выключать рубильник. Послонявшись по квартире, приняв душ, полистав пару-тройку сценариев и убедившись в девственной чистоте холодильника, Егор взялся размышлять о том, что сидеть дома – не вариант. И тут, очень вовремя, позвонил Кеша, и позвал на посиделки в какой-то новый грузинский ресторан. План сидеть дома и ни с кем не встречаться с треском провалился. Надев футболку, рубашку в клетку и джинсы, дополнив «образ» любимыми чёрными кедами, Егор снова вызвал такси.

Из-за непрекращающегося дождя, на улице было темнее, чем должно бы. Серые мокрые высотки грустили вдоль автомагистралей, некоторые казались ещё более убогими и никчёмными из-за пасмурного бэкграунда. Советские многоэтажки, когда-то считавшиеся модерном, напоминали уставших несчастных прохожих, потерявшихся в реальности и пытающихся понять: кто они и где.

Егор опустил окно и закурил. Ветер бросал ему в лицо капли дождя: холодно и освежающе приятно одновременно. Радио в машине не работало, таксист попался не из болтливых. Тишину тревожил лишь звук колёс, ёрзающих по лужам и мокрому асфальту. Молчаливая обстановка удивительным образом совпадала с настроением Егора. Наконец-то можно было абстрагироваться от происходящего вокруг и расслышать самого себя. Молчать с самим собой важно. Этому его научил дед. Они нечасто общались, но от того ценнее были моменты проведённые с Егором Алексеевичем. Беседы с дедом, ставшим легендарным ещё при жизни, врезались в память Егора-младшего так четко и подробно, будто в эти моменты кто-то нажимал кнопку «rec».

Веранда старой дачи. Желтая осень, солнце скачет по верхушкам елей. Дед сидит в кресле с сигаретой. Стройный мужчина средних лет, которого язык не повернется назвать старым, несмотря на абсолютно седую голову. "Ты правильно делаешь, что много читаешь», – говорит дед и затягивается сигаретой. – Но так надо читать, чтобы думать, а не просто бегать по строчкам ради сюжета. Думать оно вообще полезно, не зря народ так говорит. Иногда лучше сесть где-нибудь в сторонке – подумать – поговорить с самим собой. Спросить: "Как у тебя дела, Егорушка? Чем живешь? Что полезного сделал?". И отвечать обязательно честно! Я вот порою себе говорю: "Э брат, а вот тут-то ты слукавил, прогнулся, Егор Алексеич. А вот тут-то ты не доработал, не додал". Так-то, старик. И с себя требовать надо всегда. Требуешь с других – требуй с себя, требуй в два, в три раза больше".

Дедовы рассуждения часто напоминали монологи из спектаклей. Он будто режиссировал пьесу "Дед и внук". И хотя Егор тогда еще плохо осознавал величину знаменитого родственника, увереный голос деда производил на него впечатление, подобное ливитановскому влиянию на радиослушателей. Любил ли Егор деда? Задать подобный вопрос означало бы примерно то же самое, что спросить у обычного гражданина "Вы любите Президента нашей страны?". От остальных детей, Егор отличался лишь тем, что мог видеть дядю из сказки не только на экране, а еще пьющим водку и закусывающим шашлыком. Или наблюдать, как «волшебник» в обычном повседневном костюме показывает актерам на репетиции, как надо играть, показывает громко и не всегда цензурно. Или сказать: "Дед, знаешь, я пока не очень понимаю папу". И получить ответ: "Я его тоже пока не очень понимаю".

"Требуй, требуй, требуй. С себя, с себя, с себя – закружилось в голове – Что ты сделал полезного, Егорушка? А ни черта, пока что, не черта».

– 800 рублей – мужской голос с армянским акцентом оборвал воспоминания Ермакова. – Приехали.

Новый грузинский ресторан незамысловато назвали "Генацвали". За аутентикой хозяева тоже не гнались. Постельные тона, европейская мебель. На стенах надписи на грузинском. Как потом объяснил Кеша, тексты грузинских песен. В брошуре, которую раздавали всем гостям, главными "фишками" заведения объявлялись меню и "живой звук".

– Давид планирует сделать здесь мекку современной грузинской музыки: будет приглашать музыкантов, группы, вокалистов. Ну, и кормить, конечно, обещает вкусно, как дома, – рассказывал Кеша, листая меню.

– Еще кто-нибудь подъедет? – Егор пил воду без газа, изучая окружающих.

Андрей с Лелей и Федор.

– Кто сегодня играет? – Егор увидел музыкантов, настраивающих аппаратуру.

– «Мгзавреби» – Кеша подозвал официанта, и шутя продолжил, – играют за еду. Как это бывает, один друг знает другого друга, а тот, в свою очередь, знает третьего. Так вдруг оказывается, что вся Грузия – это одна большая семья, где все друг друга знают. Так почему бы не договориться о концерте по дружбе? Мы не такая большая страна. А Тбилиси не такой уж большой город. Кстати, что у тебя в конце месяца, генацвале?

– С какой целью интересуешься, генацвале?

– Премьера у меня. Я знаешь ли кино снял. Говорят, хорошее.

– Да что ты!

– Ладно, я серьезно. Придёшь?

– Обещать не буду. Ты же знаешь, я не фанат «сходок». Но подумаю.

– Дело твоё. Если не придёшь, то хоть в кино сходи.

– Обижаешь, старик.

Через два часа, подремав в пробке и послушав историю армянина из Одессы о том, как он сменил страну, Варя добралась до Марка. В качестве откупных от родителей, которые нечасто баловали его своим вниманием Марк получил машину и квартиру в центре Города. Получить в 17 лет двушку в сталинке с видом на набережную конечно круто. Но чего это стоило Марку, только ему одному и известно. А он был не поклонником задушевных разговоров. Поэтому они, он и Варя, приняли событие как данность и не более. Варвару наличие квартиры у друга очень выручало первые несколько лет института. И переодически она сбегала сюда из общаги, пока не смогла снять собственное жилье. А когда Марк улетал отдыхать или "проводить переговоры", Варе и вовсе доставались завидные апартаменты в полное распоряжение. Она была единственной женщиной, удостоенной такой привелегии. Другие "особи женского пола" оставались здесь исключительно на ночь. В особых случаях, ночевки затягивались на две-три недели.

Варя, как всегда, с трудом открыла огромные двустворчатые деревянные двери парадной, в два раза выше неё. Попасть с сырой улицы в светлый и теплый подъезд уже было приятно. Поздоровавшись с консьержем Петровичем, Варя поднялась на 9 этаж в чистом и приятно пахнущем лифте. Марк открыл дверь со сковородкой в руке, в которой явно что-то тлело и дымилось.

– Прости Варюха, но шедевр не удался. Полный писец – последняя фраза доносилась уже из кухни-гостинной, и Марк специально повысил голос, чтобы Варя осознала всю трагичность ситуации.