Диана Лилит - Океан

Я взял пару книг и черную тетрадь, на которой были старые винтажные наклейки в виде красных орхидей и белых маленьких ромашек. Открыв ее, я увидел наброски непонятных рисунков, какието цитаты, которые были написаны настолько неразборчиво, что даже не смог их прочитать. Страницы тоже пахли духами и были разрисованы кувшинками (точно такие же она рисовала на руках черной гелевой ручкой). Листая тетрадь, я наткнулся на стихотворение, которое привлекло мое внимание.

Очевидно, что он был написан самой Леа. Я перевернул страницу, чтобы прочитать еще одно, но внезапно звук скрипящей лестницы отвлек меня. Быстро спрятав тетрадь под свитер, я вышел из комнаты и едва не столкнулся с Нико.

– Я тут… ну… руки поднимался помыть, – заикась, начал оправдываться.

Нико лишь улыбнулся и зашел в свою комнату, начав рыться в шкафу, словно он что-то искал.

Спустившись обратно, я опять сел на диван рядом с Клементом.

– Когда уже Леа придет?

– Не знаю, – равнодушно ответил мой друг.

– Меня напрягает Нико… – раздраженно прошептал я.

– Да ладно, он отличный парень, – беспечно возразил Клем.

Вдруг мы услышали хлопок входной двери, и в следующее мгновение перед нами предстала Леа. У нее были настолько бешеные глаза, что мне стало страшно. Ведь смотрела она прямо на меня. Я вновь нервно сглотнул, а она подошла ко мне уверенным шагом и залепила такую пощечину, что у меня из глаз брызнули слезы.

– Крысеныш лицемерный, – злобно сказала она и, увидев мой шок, криво улыбнулась.

Я был не в себе от непонимания. Что сейчас только что произошло? За что? Почему? Она адекватна?

Ее взгляд резко переметнулся. Оглянувшись, я увидел Нико, который стоял прямо за нами.

– Что-то случилось? Я слышал шум… – произнес он.

Самое странное и неожиданное случилось в следующий миг. Леа бросилась к нему и начала его обнимать, говоря о том, как любит его. Нико довольно заулыбался и начал отвечать ей взаимностью.

И Леа прекрасно знала, что делает мне больно. Она словно провоцировала меня. И я не понимал зачем. В чем провинился?

Терпеть не было сил, и я просто ушел. Встал и вышел из дома.

– Эй, Океан! Постой! – услышал я голос Клема, который догонял меня. Парень коснулся моего плеча, но не смог остановить, поэтому продолжил идти за мной. – Да что с тобой? Ты как с цепи сорвался.

– Спроси эту долбанутую, – прорычал я.

Внезапно шаги за мной прекратились, и я обернулся. Клем стоял неподвижно и улыбался с какой-то тоской в глазах.

– Она и тебя довела… – произнес мой друг.

– Я просто хочу убить ее. Серьезно.

Клем лишь усмехнулся и отрицательно покачал головой.

– Нет, ты не хочешь ее убить, ты хочешь ее влюбить. Что, впрочем, одно и то же.

Мое сердце словно проткнули ножом. Клемент был прав. Я просто хочу, чтобы она любила меня.

На небе сгущались тучи. Задул сильный ветер. От резкой смены погоды на душе стало тревожно и тоскливо.

– Я нашел в ее комнате тетрадь… Там стихи… О ком они? – спросил я, и тут же прогремел гром. Начался сильный ливень.

– Я не знаю… – стараясь перекричать стихию, ответил Клемент.

– Ты же знаком с ней с детства. Ты должен знать, о ком они! У нее кто-то умер? – крикнул я в ответ.

– Я понятия не имею! Она всегда все скрывает! Я не знаю! Какие еще, к черту, стихи?

И я бросил ему в руки тетрадь. Клем ловко поймал ее и открыл. Я подошел к парню и тоже уставился на странные строки. От дождя страницы стали намокать, а цветы и слова, написанные чернилами, – расплываться, как слезы на лице. Клем быстро закрыл тетрадь и, натянув капюшон, позвал меня в машину.

Оказавшись в сухом и теплом салоне автомобиля, я пристегнул ремень. Клемент всегда заставлял меня это делать, так как не хотел лишний раз платить штраф.

– Ну так что? Ты знаешь, о ком она пишет? – не мог угомониться я.

– Нет, – ответил Клемент, заводя машину.

– Не ври.

– Я не вру, – холодно сказал он, даже не взглянув в мою сторону.

– Но ты знаешь!

– Слушай, если тебе так это интересно, возьми и спроси ее сам. Лично мне оно вообще не нужно! – раздраженно ответил парень.

Я замолчал. В тишине мы ехали примерно пятнадцать минут. Я смотрел на пролетающие мимо деревья, молнию, то и дело появляющуюся на горизонте, и капли дождя, стекающие по окнам машины.

– За что она тебя ударила? – вдруг спросил Клемент, все так же уставившись на дорогу.

– Не знаю.

– Да ладно тебе, скажи.

– Честно не знаю, – озадаченно ответил я.

И мы продолжили ехать в тишине.

– Либо ты ешь, либо сегодня сидишь дома! И никаких друзей! – строго проговорила моя матушка.

Я отодвинул тарелку с «органической едой» и устало взглянул на нее.

– Мам. Ты сейчас серьезно? – спокойно проговорил я. Даже не кричал от возмущения. Это был шок. Мне уже исполнилось семнадцать лет, а она смеет заставлять меня есть. Простите, но это уже слишком.

– Да, серьезно. И не вздумай со мной спорить. Просто взгляни на себя. Синяки под глазами, болезненная бледность, даже твои сладенькие щечки пропали… – Она чуть не плача сказала это. «Сладенькие щечки». Меня сейчас стошнит. Эти мерзкие жирненькие щечки не давали мне ощущать свою величественную красоту в полной мере. Да, это я сейчас серьезно сказал.

Решил не спорить с матерью и спокойно доел. На меня напала жуткая апатия. Не знаю почему, но чувствовал я себя ужасно. Всеми забытый, никому не нужный. Бесит это чувство.

Я встал из-за стола и отправился в свою комнату. Разделся, лег на кровать, закутался в одеяло, как гусеница в кокон.

«Я жирная тупая гусеница», – пронеслись слова в голове. Какой же идиот. Сам смеюсь над своими тупыми шутками.

Внезапно в комнату вошла мама. Я повернулся к окну и сделал вид, что сплю.

– Почему бы тебе не пойти погулять? Океан, ты так давно не выходил из дома, это может плохо на тебя повлиять, понимаешь, – сказала она, стоя около моей книжной полки.

– Не хочу… – лениво произнес я.

– Сейчас же встал и пошел гулять! – Ее тон повысился, что заставило меня вздрогнуть.

Я вновь устало вздохнул и, встав с кровати, начал демонстративно одеваться.

– Нельзя быть таким занудой. Тебе всего семнадцать лет, прекрати страдать без причины. Жизнь прекрасна, цени каждый момент, и тогда у тебя не будет повода грустить. Надумал он себе проблем, – проворчала мама и буквально исчезла из комнаты, когда я повернулся, чтобы ответить ей.