Глеб Карпинский - Подарок ко дню рождения. Реальная история!!!

Он как будто обиделся на нее, уставился в какую-то точку. Ему захотелось, чтобы она осталась, чтобы они могли поговорить по душам, как прежде, о Боге, о бесконечности вселенной, о каких-то интересных и духовных вещах. Но за его спиной раздался торопливый стук каблуков, и Максим уловил витающий по комнате легкий, цветочный парфюм жены. Она явно опаздывала и совсем, казалось, не замечала его состояния.

– Ты у меня молодец, – быстро сказала она уже в дверях. – Но тысяча Евро – это не деньги. У Ольги Ковальчук муж недавно трешку купил в Марьино, и, всего-то, барменом во Friday’s на Тверской работает. Она мне только что звонила, говорит семьдесят квадратов, не то что у нас лачужка, приглашает нас на новоселье, а у меня даже платья нормального нет. После занятий я как раз зайду в торговый центр. Не скучай.

На прощание она его даже не поцеловала, сильно спешила выпорхнуть из квартиры, лишь бы не видеть его подавленным и опустошенным. С Максимом она жила в браке чуть меньше пяти лет, и каждый раз ожидала, что он заработает свой миллион, но время шло, а денег все не было и не было. Она была единственной дочкой богатых родителей, и те с детства ей внушили, что нужно искать себе мужа успешного и предприимчивого, такого как ее папа. Но быть, как папа он не мог. Максим итак прыгал выше головы. То, что он заработал в двадцать два года на однушку в Москве, а также совсем недавно отдал жене новенькую Мазду, чтобы она не чувствовала себя ущербной среди своих подружек, уже было большим достижением. Да, он признавал, что его жена достаточно избалована и капризна, что она имеет большие запросы и часто находится в иллюзиях, что большие деньги так легко достаются. К тому же, она сильно попадала под влияние матери, которая откровенно не любила Максима и всегда считала его не достойным своей дочери. Все это усугублялось еще тем, что теща имела проблемы в личной жизни, отец семейства, судя по всему, нашел на стороне молодую любовницу, и оскорбленная этим она срывалась на семейном счастье своей дочери. Максим ей был, словно кость в горле. Она словно ревновала, настраивая дочь против своего зятя, и каждый раз била всегда по больному – указывала на его заработок, который в последнее время оставлял желать лучшего.

Молодые относились к ее словам терпимо, и если Максим выходил из себя, то жена ласками и поцелуями просила его не реагировать на слова мамы, объясняя это трудным положением в семье. Но Максим справедливо срывался, даже дерзил своей теще, чем доводил обеих до слез и истерик. В конце концов, он был даже рад, когда жена занялась репетиторством.

Она с детства неплохо знала испанский язык. Но вся эта работа не приносила много денег, а была лишь поводом, чтобы проводить как можно больше свободного времени друг от друга. Детей они уже не хотели, хотя иногда в их скудной сексуальной жизни вспыхивали вялые попытки склеить их расшатывающийся союз, но беременность все равно не наступала, и это еще больше угнетало Максима, снижая ему до минимума мужскую самооценку. Он уже боялся забить гвоздь в стене, чтобы повесить картину, так как ему наперед говорили, что забьет он его как-то не так, и пусть лучше приедет папочка и все правильно сделает. Все шло к разводу, хотя Максим отказывался в это верить. Он верил в любовь, в то, что ничто не способно разрушить их брак. Но это были иллюзии. То давнишнее увлечение Максимом до замужества, когда они оба были еще девственниками, молодая девушка расценивала лишь как естественный первый опыт. Она никогда не любила своего мужа настолько, чтобы связать с ним всю свою оставшуюся жизнь, любовь была ей еще не знакома. Ее девичья влюбленность впервые разбилась о быт, и молодая девушка ничего не могла с этим поделать. Теперь она лишь ждала удобного момента расстаться с мужем, хотя прекрасно понимала, что он любит ее и ему будет очень тяжело это расставание. Она все откладывала на потом, в душе надеясь, что Максим вдруг мистическим образом исправится и станет настоящим мужчиной, за которым бы она чувствовала себя, как за каменной стеной, обеспеченным, сильным, успешным. В последние дни она вдруг поняла, что ждать уже больше бессмысленно, и в этот вечер решилась поговорить о разводе и даже о том, чтобы он оставил ей квартиру с машиной.

«Ну если ты так веришь в себя, то оставь мне все, свое ты еще заработаешь, – думала она, представляя разговор с мужем. – К тому же, все, что ты заработал, это было для моего счастья, и, значит, ты должен быть честен со мной. Мы всегда будем друзьями, а, может, быть, когда-нибудь, когда ты станешь по-настоящему тем, кого я хочу в своей жизни, мы воссоединимся, и это расставание будем вспоминать с легкой улыбкой на устах».

Потом ее начинало злить от того, что какая-то другая девушка будет жить с ним рядом и, возможно, любить его, что у него могут даже родиться дети, и все эти представления о том недалеком будущем, еще больше отдаляли ее от Максима. Она плакала и представляла, что уже это произошло, что ее единственный Максим, которого она слепила из того, что было, женат на другой и нянчит не ее детей. Все это вызывало в ней приступы жестокости к нему.

Когда же она вернулась домой, на душе у нее было скверно, но не потому, что она купила не то, что хотела, а потому что произошло то, чего она не ожидала, но в глубине души всегда мечтала об этом. Она поспешила в душ, чтобы смыть с себя всю эту грязь города и чтобы муж не видел ее размазанных от жарких поцелуев губ и растрепанных волос.

Максим еще не спал, он ждал ее до самой ночи, и тревога и беспокойство отражались на его бледном от переживаний лице. Когда он услышал звон ключей и открывающуюся дверь, он вздрогнул, словно услышав свой смертный приговор, и ему вдруг захотелось притвориться спящим, чтобы все это прошло, как страшный сон, и наутро проснуться обновленным и сильным. Какое-то время он даже дремал на самом деле, но когда молодая девушка вышла из душа, он вдруг почувствовал, что произошло нечто уже непоправимое. Он сжался в диван, его затрясло от гнева. И когда жена, холодно и таинственно улыбаясь, прижалась к нему своим прохладным мокрым телом, он вдруг понял, что она еще час назад была не с ним, что кто-то другой ласкал ее, и жгучая боль пронзила ему сердце. Он даже застонал и заплакал, как ребенок, отстраняясь от нее, словно от прокаженной, не зная в чем искать спасения. Такое брезгливое и паническое поведение оскорбило ее до глубины души. Она надеялась на конструктивный разговор, но, услышав его жалкие всхлипы, привстала, обертываясь в белое полотенце, гордо взмахнула головой, и капли с ее волос упали на его лицо.

– Да, Максим, я тебе изменила, – призналась она, видя, что он интуитивно догадывается в этом, а врать и притворяться верной женой она больше не могла.