Наташа Шторм - Доченька. Там, на неведомых дорожках

© Наташа Шторм, 2019

ISBN 978-5-4496-7090-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

― Мы нашли её. ― Частный детектив, которого я нанял два года назад, замялся.

Я закрыл глаза и облегчённо вздохнул. Наконец-то. Мои двадцатилетние поиски подошли к концу, и скоро я увижу ту, которую ждал всю свою жизнь и потерял благодаря собственной глупости.

– Не томи, Чарли. Знаю, ты любишь выдержать паузу, но мы не в театре.

Детектив провёл холёной рукой по аккуратно подстриженной бородке, демонстрируя печатку с собственными инициалами, и поправил галстук-бабочку.

– Я выразился неточно, мистер Жулин. Мы нашли не женщину, а сведенья о ней, и, боюсь, они Вас не порадуют.

Я встал из-за стола и подошёл к окну. Ночной Нью-Йорк лежал, как на ладони. Когда-то меня завораживал это вид, этот город, небоскрёбы и неоновые огни. Но теперь я устал от суеты и гула, от смога и людского муравейника. Мысли вернуться в Россию посещали всё чаще. Вот только куда возвращаться? Кто ждал меня на Родине?

– Не порадуют, говоришь? Нина замужем, имеет пятерых детей и возглавляет газодобывающую компанию?

Чарльз печально улыбнулся.

– Если бы результаты оказались такими, я не был бы столь несчастен. Видит Бог, Фил, я не люблю доносить до людей дурные вести.

Моё терпенье иссякло. Так хотелось схватить долбанного интеллигента за шиворот и вытрусить всю информацию без промедления. Сжав кулаки, глубоко вздохнул.

– И!

Детектив ослабил чёртову бабочку.

– Нина Митяева скончалась два года назад. Инсульт. Соболезную.

Смысл сказанного доходил с трудом. Нет, тут какая-то ошибка. Нельзя умереть от инсульта в сорок. Это нелогично, неправильно.

Я попытался расстегнуть верхнюю пуговицу рубашки. Пальцы не слушались. Дёрнув за воротник, оторвал чертову пуговицу с потрохами.

– Не верю. Не может быть. Это какая-то другая Нина. Мало ли Нин Митяевых в России?

Чарльз из официального лица вновь превратился в моего старинного друга.

– Мужайся, сынок. Ошибка исключена. Твоя гм… знакомая жила в крохотном городке Первореченске. Она сменила свою фамилию на девичью фамилию бабушки по материнской линии. Потому мы так долго не могли выйти на её след. Агеева. Тебе это о чём-нибудь говорит?

– Агеева? ― мне это ни о чём не говорило. Я не знал девичьей фамилии ни матери Нины, ни, тем более, её бабки.

Чарльз продолжил.

– Замужем госпожа Агеева никогда не была, но девятнадцать лет назад родила дочь, Марию. Послушай, Фил, возможно, это твоя дочь?

Я вернулся за стол и закрыл лицо руками. Дочь. Нет, такого просто не могло быть. Или могло? Но… но почему Нина ничего мне не рассказала?

Тяжёлая ладонь легла на моё плечо.

– Если ты пожелаешь, мы можем всё проверить, быстро, не привлекая излишнего внимания.

Я достал серебряную фляжку из ящика стола, сделал пару глотков и протянул Чарльзу.

– Твоя миссия выполнена, дружище. Я сам всё проверю.

Детектив допил русскую водку, крякнул и подмигнул.

– Если что ― на связи.

Я держала в руках крохотный клочок тонкой серой бумаги и пыталась прийти в себя.

– Как СПИД?

Женщина, лет пятидесяти, поправила очки и окатила меня ледяным взглядом.

– А вот так. Не стоит трахаться с кем попало.

– Что? Я не… ― голос сорвался на хрип.

– Вы все белые и пушистые, пока петух жареный не клюнет. А потом стоите тут и блеете, как овцы. Ступай в тридцатый кабинет. Врач тебе всё расскажет, а моё дело маленькое ― анализы выдавать.

Я отвернулась от окошка, за которым сидела фурия в медицинской пижаме, люто ненавидящая весь белый свет. Рассеянно посмотрела по сторонам. Цифры на дверях расплывались. Я всё ещё не могла сосредоточиться. Сделав пару шагов, вдруг поймала себя на мысли, что тут, в недавно выстроенном Центре по борьбе со СПИДом и инфекционными заболеваниями, толпится слишком много народу. Неужели все они больны, как и я?

Нервная дрожь пробрала до костей. Нет, я морально не могла отстоять очередь и войти в проклятый кабинет. Надо как-то настроиться, подготовиться, что ли. Вернувшись к окошку, вновь встретилась с ледяным взглядом.

– Скажите, а ошибки быть не может?

Медсестра взвизгнула.

– Вы чего это себе позволяете, девушка? Мы тут серьёзным делом занимаемся, а не в бирюльки играем. Сказано тебе, иди в тридцатый. Молодая, а наглая.

Сил на пререкания не осталось. Если бы дело касалось не меня, а кого-то другого, я смогла бы осадить наглую особу и позаботиться о том, чтобы её не допустили к работе ни в одном медицинском учреждении. А вот бороться за себя всегда оказывалось сложнее. Да и стоит ли тратить последние нервы на скандал с хамкой, если победитель в битве известен заранее?

Ноги вывели меня из злополучного Центра и потащили обессиленное тело в сторону городского парка. Нет, я не собиралась топиться в пруду, где в это время года обитала чудесная пара белоснежных лебедей. И вешаться на многовековом дубе, в тени которого по приданию отдыхал сам Пушкин, не планировала. Мозг требовал тишины. Предстояло разобраться в ситуации и придумать, как жить дальше.

Усевшись на лавочку, откинула голову назад, подставляя лицо нежному послеполуденному солнышку.

Тишина. Какая звенящая тишина царила вокруг! Птицы умолкли, и даже листва застыла в предчувствии грозы. Я не видела на лазурном небосводе ни единой тучки, но точно знала, не пройдёт и часа, как на город обрушится очередной тропический ливень. Надо бы домой успеть добраться. Впрочем, какая теперь разница!

Мысли вернулись к насущному. Итак. Где я могла подхватить вирус? Мозг напрягся и включился в работу. Секса у меня не было, причём, ни с кем и никогда. В свои почти-что-двадцать я выглядела, скорее неоформленным подростком, чем барышней во цвете лет. Одевалась соответствующе: джинсы, кеды и растянутые майки. Мама всегда ругала меня за такие прикиды, даже несколько платьев купила. А зря. На вешалке наряды смотрелись гораздо лучше. Я не расстраивалась, не раздражала Бога жалобами на внешность Гадкого Утёнка. Я знала, что однажды, если и не превращусь в прекрасного лебедя, то стану вполне приличной уткой. Мама смеялась, слушая мои умозаключения. Ей, писаной красавице, это было дозволено. Я сожалела, что не унаследовала от неё ни капли обаяния, ни одной черты, кроме цвета глаз, пожалуй. Чёрные цыганские очи, обрамлёнными длиннющими ресницами, являлись нашим фамильным достоянием. Всем же остальным моя внешность была обязана папаше, которого я в глаза никогда не видела. Тонкий нос с горбинкой, слишком пухлые губы, слишком широкие, сросшиеся на переносице брови, слишком очерченные скулы. Возможно, на мужском лице всё это смотрелось неплохо, но к моему совершенно не подходило. Но самое худшее заключалось в груди, точнее, в её размере. Вот уж, действительно, насмешка природы. На худосочном теле красовались две выпуклости пятого размера. Это было так неоправданно, нелепо и некрасиво, что я утягивала достояние, как могла, пряча результат под объёмными футболками.