Анатолий Агарков - Во всем виноваты шахматы

– А… ий – чемпион области, чемпион России.

– Б… ов – чемпион области, чемпион России.

Запомнилась овощная фамилия:

– Пастернак – чемпион области, чемпион России.

Оказывается эти ребята, выиграв областной турнир, после взяли и первенство России.

А выпивший малый продолжал:

– Нас не допустите, с кем поедите? С этими…?

Он пренебрежительным жестом обвел всех невыпивших.

Однако, у парня амбиции… Дать ему в рыло для начала не помешало бы.

Ну, ладно. Конфликт замяли, бобровцев приняли… Пошли мы места в гостинице получать. Потом ужинать. После ужина Лена купила бутылку вина и пришла в нашу комнату угощать. Я не стал пить, потому что серьезно настраивался на турнир. Серега не стал, потому что не пил. А Афанасьич пропустил стаканчик. И затеяли они с Еленой блиц-турнир…

Заходит пьяный троицкий чемпион с овощной фамилией. Вежливо пальчиком постучал по шахматным часам и спросил:

– Можно мне на победителя?

Проиграв, Елена уступила ему место. Фигуры расставили. Пастернак, взглянув на сединой убеленного Проскурякова, убрал с поля своего ферзя. Афанасьич ответил тем же. И началась заруба блицоров – мелькали руки, глухо стучали фигуры, клацали кнопки часов… Пастернак проиграл.

Начали новую партию, ферзей не снимая с доски. Когда чемпион области и России проиграл в третий раз подряд, он улыбнулся, пожал Проскурякову руку и удалился, сказав:

– Кажется, я недоперепил.

В его голосе не прозвучало и тени иронии.

А наутро начались соревнования. Сыграли три партии – две до обеда и одну после. Я первую выиграл, вторую вничью свел, третью проиграл. Лена взяла два очка. Виктор Афанасьевич и Серега по одному.

Ладно, первый день соревнований закончился, пошли отдыхать…

И что тут началось… Боже мой! Я думал в гостиницах такого не бывает – потому что в принципе не должно быть. Это в общагах по праздникам все шатаются туда-сюда – ходят в гости и угощают, пьют, поют, танцуют и обжимаются…

Мы закрылись, но к нам стучались то и дело, долго не давая уснуть. Наверное, кому-то худо бывает от того, что другие не пьют.

Утром приходим в ДК – мать босая! Вчерашних гроссмейстеров не узнать – рожи опухшие, глаза красные, перегаром воняют: ну, как с такими играть?

Еще вчера положил глаз на одну красотку – её мне Елена показала, заявив: «Чемпионкой будет». Ну, и пусть! Мне она статями больше понравилась – блондиночка среднего роста, личико миленькое, фигурка фигуристая, ножки под короткой юбчонкой – глаз не оторвать. И к тому же главная кандидатка в чемпионки – скажите, как в такую не влюбиться?

Еще вчера она была жизнерадостной, активной, веселой и… потрясающе красивой. А сегодня… Движения замедленные, как у зомби. Лицо и шея до покойницкой бледности запудрены тщательно… Потом, когда пошла игра и прошла, видимо, потом пудру смыло, или платочком смахнула невзначай, и предстала Белокурая Жаззи (так я её окрестил) со всеми последствиями минувшей ночи, сама того не замечая, публично – на шее и даже скулах просто багровые пятна засосов. Вот будет подарок мужу!

Да ладно, если любит, простит…

Я в четвертой партии на турнире немного прижал противника – чувствую: должен добить… Только бы не разозлиться – от него перегаром воняет, как от помойки, а на лице прямо-таки написано страдание.

Он сделал ход:

– Пойду, покурю.

– Я ждать не буду, – говорю. – Ход сделаю и время твое включу.

– А сам не хочешь покурить?

– Увы, не страдаю такой зависимостью.

– А может, ничью?

– Чего ради?

– Ну-ну…

Он ушел и не вернулся. Я дождался, когда флажок его рухнул, и пошел к судье.

Пятый мой соперник вообще не явился. Да я, наверное, чемпион?! Но, увы, безнадега. Очков, конечно заработал много, даже больше Елены, но увы… Впрочем, общекомандным местом в турнире Боровинский остался доволен. Кажется, все…

Нет, стоп! Еще айн фрагмент. Я без пары оставшись, Афанасьевич отыгравши – подошли мы к Маненкову в его финальной партии. Позиция у Сереги имела некоторые преимущества, но он в цейтнот попал и продолжал сидеть и думать, не замечая, что стрелка уже начала поднимать флажок, чтобы обрушить поражением. Мы подходим, отходим, психуем и шепчемся – блин, подсказывать-то нельзя: мигом часы остановят и влепят баранку Сергею. Наконец, измотав наши нервы, Маненков делает ход. Противник, ему отвечая, уже улыбается – он-то заметил критическое положения флажка. Еще два стремительных хода увельского игрока, и противник, остановив часы, жмет ему руку, поздравляя – мат получил!

Как это мы с Афанасьевичем не разгадали позиции? А Маненков – молодец! Честь и хвала…

И даже после областного турнира соревнования в нашем шахматном клубе продолжались. Правда, из спортивного зала нас попросили – передали в пользование соседний барак, который раньше использовался как склад или пункт проката. И кстати, его мне некогда под квартиру прочил покойный Пашков.

Помещение теплое и, можно сказать, уютное, но тесное. Как здесь усадить десять играющих пар, которые собирались зимой, трудно представить. Но беда подстерегала не в том. Маненков после областных соревнований набирал шахматное мастерство как сказочный богатырь – не по дням, а по часам – того и гляди: о потолок башкой треснется. Проскуряков был всегда азартным игроком. И вот схлестнулись они меж собой играть блиц на деньги. Даже в клуб перестали ходить…

Точнее, случилось так – собираемся мы в воскресенье, как обычно к десяти часам в нашу бендежку, а там два очумелых блицора сидят: как с вечера сели, так до сих пор. Ключ от замка на двери знали где лежит – вошли и погнали. Теперь собрались домой отсыпаться. Ну да, как же, как же… великие люди.

А как же наш клуб? Смотрю на их лица – недовольные оба: играют на деньги, но в долг. Проскуряков недоволен, что сумма, которую он стремится отыграть, растет с каждой партией. А Маненков недоволен тем, что Афанасьевич никогда ему непосильный долг не сможет отдать.

Где же выход из ситуации?

Попробовал я Боровинского уговорить – вмешаться и растащить этот клинч. Только не знаю – беседовал с ними Сергей Васильевич или нет.

Сам наехал, потому что подумал – если я чемпион района еще пока, то должен руководить событиями в клубе: заставлять их случаться. К этому меня обязывает мое звание. И говорю блицорам:

– Вы что творите? Вы же клуб наш губите. Я надеялся, через год-два засунуть пастернаков бобровских куда-нибудь подальше, а вы тут такую гадость чинить удумали.

Проскуряков хмурится и молчит, ему явно нечего сказать – ну, понятно: влип. Ответил мне Маненков:

– А ты, Егорыч, к нам присоединяйся – втроем веселее будет. Или боишься за свой карман? Похоже, теперь ты не так крепко в седле сидишь, как раньше, а?