Анастасия Ронис - Почему она осталась. Можем ли мы выбирать, кого любить?

Она коллекционировала расставания. Довольно грустное хобби, не правда ли? Однако оно совсем неплохо разбавляло ей наиболее одинокие вечера. Для того, чтобы не забыть всех, кому произнесла свое «прощай», она завела небольшую записную книжку в кожаном переплете. Здесь значились все – ребята, которые когда-то были частью ее школьной поры, однокурсники, олицетворявшие студенческие годы, пролетевшие, как мгновение, яркое, но неизменно короткое и навечно оставшееся в памяти веселой неутомимой молодости давно грянувших дней. Родственники, далекие и немножко близкие, все, кого она когда-то встречала в своей совсем недолгой жизни, теперь значились черными или синими чернилами на мягкой бумаге легкого кофейного оттенка.

Ее романам была отведена отдельная часть блокнота. Конечно, как и другие девушки, на первый взгляд совершенно на нее не похожих, она влюблялась много, но, ни разу навсегда. Каждая привязанность олицетворяла некий период ее жизни, который проходил так же быстро, как солнце сменяет луну, предвещая наступление нового дня. После столь быстро завершенных романов на ее губах почти никогда не оставалось сладкого послевкусия, лишь горечь расставания, столь рьяно подчеркивающая ее внутреннее ощущение убежденности в своей правоте – уходить и никогда не возвращаться. Даже со временем, перечитывая имена, слегка небрежно вписанных в записную книжку, она была уверена в правильности своих решений и непоколебимости собственных действий. Однако лунные вечера время от времени подталкивали ее на размышления, могла ли она остаться, задержаться хотя бы на мгновение с кем-нибудь из тех, кто смог задеть уголки ее сердца, надежно спрятанного под толстой оболочкой самоконтроля и цинизма, осознанно взращиваемых годами. Итог таких размышлений был один – у всего есть свое завершение, рано или поздно сказка заканчивается, и книга закрывается, смысла в искусственном поддержании жизни давно умершей скучной и никому уже неинтересной истории совершенно нет. Роман завершался, словно захлопывалась тяжелая железная дверь со старым чугунным засовом, плачущим при каждом прикосновении, и больше не начинался никогда.

Наиболее яркие фигуры, которые запомнились ей своей непревзойденной харизмой, неоправданной самоуверенностью или кричащим раскрасом она старалась запечатлеть на свой маленький полароид, выживший спустя почти полвека после своего появления. Он достался ей в наследство от бабушки, бурно прожигавшей молодость, о чем почти кричали ее фотоснимки, сохранившие самые счастливые моменты. В памяти бабушка сохранилась в образе неугомонной морщинистой маленькой женщины, вечно ждущей наступления весны, которая так больше и не смогла зацвести в ее душе. Бабушка навсегда осталась для нее далекой и непонятной, женщиной, обнимать которую хотелось ровно с такой же силой, с какой хотелось убежать от нее прочь. Но старенький полароид хранился и оберегался ею со всей той трепетной любовью, на которую она была способна.

Одним зимним вечером, когда снег уже засыпал всевозможные дороги, а теперь продолжал заносить дворы, превращая их в большой снежный ком, она сидела у камина, традиционно разглядывая свои имена, надежно спрятанные в записной книжке и фотографии. На последних из них, сделанных всего пару дней назад, улыбалась женщина лет 50-ти в шляпе с неприлично огромными полями розового цвета и ярко зеленом платье. Но, ни шляпа, ни платье, и даже ожерелье, безобразно перерезавшее шею женщине маленькими неуклюжими бусинками кораллового цвета, не привлекало ее внимания, как мужчина, неловко обнявший даму в шляпе за талию. Эта женщина была его матерью, заставившая его встать рядом с ней при щелчке фотоаппарата, дабы завершить главную мысль ее истории.

Мужчина лет 30, на первый взгляд, не обладавший никакими выдающимися достоинствами и яркими чертами лица, все продолжал приковывать к себе ее внимание. Вот она разглядела его родинку, тихо спрятавшуюся под левым глазом, тонкие морщинки в уголках рта, говорящие о постоянных улыбках, пару волосков явно седого цвета, наивно прячущихся за черные короткие локоны, аккуратно убранные за ухо. Маленькие трещинки на губах, несколько веснушек, стеснительно разбросанных по всему лицу, слегла усталый взгляд, в котором, несмотря на серость, все еще виднелся огонек, готовый разгореться в любую минуту – все это она увидела и полюбила.

Впервые испытывая столь странные чувства, сначала она перепутала их с научным интересом, но чем дальше продолжали тикать старые часы, говоря о смене одного, второго часа, тем четче становилось ощущение некой привязанности, влекущей ее к незнакомому человеку. Пытаясь отогнать от себя мираж, она вложила фотографию в блокнот, вызывающе захлопнув его в порыве своего негодования. Последующие часы до наступления глубокой ночи она провела за написанием своей статьи.

«Любовь. Слово, созданное для того, чтобы объяснить этот поток эмоций, чувств и мыслей, внезапно или со временем, появляющихся внутри человека. На всех языках мира это слово звучит практически одинаково. Здесь дело даже не в схожести букв, а в близости звуков, ощущений при его произношении. Сладость губ и горечь расставания, жар тела и холод безразличия – коктейль, созданный для всех желающих ощутить вкус любви, испытать на себе всю тяжесть и легкость столь сильных чувств, уводящих за горизонт, одновременно толкающих в пучину.

Их история похожа на многие легенды, гласящих о несчастной любви, прощении и смерти. Война. Женщина, взращенная на деревенском молоке, и мужчина, воспитанный в суровых военных традициях. Каждый из них в своей стране считал другого чужеземцем. Их союз был также невозможен, как если бы стриж решил стать курицей и спустился на землю навсегда, променяв бесконечность неба на ощущение полной безысходности. Однако они нашли способ быть вместе, ненадолго, не насовсем, и дни, проведенные рядом друг с другом, подарили им сына, воспоминания о мгновениях счастья и не утраченных за годы жизни чувствах. Спустя несколько дней его мертвое тело было отослано обратно к семье в его родной город, а она осталась одна наедине со своей тихой скорбью».

Поставив точку, она потушила свет и отправилась спать. Спокойная, глубоко погруженная в мысли, медленно уводящих в размышления о собственной судьбе, чувствах и человеке, способного ее остановить, она двигалась не спеша, выверяя каждое свое движение. В ту ночь ей так и не удалось уснуть. Мысли, плотно засевшие у нее в голове, не позволили насладиться миром сладких сновидений. Она поднялась с кровати с первыми лучами утреннего солнца, вся разбитая и уставшая. Приняв прохладный душ и выпив чашку сладкого кофе с молоком, отдаленно напоминающий ее любимый латте, она так и не смогла собрать воедино себя. Но, вернувшись в спальню, вскоре она поддалась призывам мягких перил, и от бессилия рухнув в постель, наконец, уснула.