Любовь Сушко - Прощай, бабушка!!! Городские легенды

Светлана, наконец, очнулась от тяжких раздумий, и рванулась вперед, забыв, что там высокие ступеньки. Когда такое творится, про все на свете позабудешь.

Еще мгновение, и она бы кубарем скатилась вниз, и возможно долетела бы до проезжей части, и угодила бы под машину. Вон как мчались тут все Лексусы и Бентли. И они не могут знать, что какая-то девица свалится вдруг им под колеса.

Она бы точно свалилась и шею себе сломала, если бы ее не подхватил седовласый очень высокий грузин, который конечно, ей в отцы годился, но на первый взгляд казался настоящим мачо. Откуда он тут взялся? Улица вроде бы была пуста, с неба что ли свалился?

– Девушка, дорогая моя, что с вами, кто же вас обидел? – щебетал грузин, в его возрасте все кавказцы очень хорошо знали русский, на нем только и общались с миром, а этот и не делал вида, что забыл чужой язык.

Он все еще держал ее в объятьях и тяжело дышал.

– Да нет. Ничего особенного, голова закружилась, – бормотала она, думая о том, что из любой безвыходной ситуации всегда находится выход, даже если тебя зарубали, один выход все равно есть.

Правда, от ее спасителя исходила страшная опасность. Но она решила, что лучше быть с кем попало, чем одной и уселась в его Бентли, как только он предложил ей это. Не возвращаться же в Старое кафе, где она пережила столько унижений и кошмарных минут. А там еще оставались Рыжий с бирюзовой коровой. И туда так и не вернулся за ней Капитан, что не прибавляло оптимизму.

Нет, уж лучше старый грузин на Бентли или хуже, кто его знает, но скоро, очень скоро Светлана это узнает точно, главное, живой остаться, хотя и это как – то в тот момент мертвую ее душу не волновало. Ей хотелось избавиться от тех впечатлений, которыми была забита ее душа, но казалось, что все это отвратительно и странно.

Бентли растаяла в сером тумане и исчезла во тьме. Вот оно русское счастье с грузинским акцентом, или даже без всякого акцента, живи и радуйся в этой роскоши, и забудь обо всей неудачах, они так же иллюзорны, как и мгновения счастья, порой.

Вместе с Азом, выпавшим из старинного зеркала, мы оказались в кафе и хотели продолжить наши размышления о мертвых и живых душах. Как мы познакомились с моим таинственным спутником? Да очень просто, я так любила, и так хорошо знала роман века, который переписывала на машинке десяток раз для своих друзей, в те времена, когда о книге, изданной профессионально, можно было только мечтать. Однажды, когда я шла в Долину смерти, площадь около Драматического театра, где располагалась областная прокуратура, серый дом и управление гос. безопасности, так вот именно там, на уютной аллее я и заметила этого типа в костюме и с бабочкой вместо галстука.

– Не боишься носить в сумочке крамольный роман? – спросил этот тип, решительно направившись ко мне.

– Ты меня хочешь арестовать? – вольно или невольно ответила я вопросом на вопрос.

– Вот еще, какая пошлость, отдам твоему деду, – отвечал он, – это будет покруче всех спецслужб. Уж он тебе покажет, где раки зимуют, как только узнает, что ты вместо его шедевров читаешь.

Сказать, что дедушка не любил Булгакова, это ничего не сказать, это была ненависть, помноженная на лютую зависть, потому что хотя о своих талантах он был очень высокого мнения, но в глубине души прекрасно понимал, что ему до Булгакова, как до Китая пешком. Узнать о том, что его внучка, и не заглядывавшая в его творения, или листавшая его новые книги только для вида, перепечатывает снова эту крамольную рукопись, не знаю, что бы он со мной сделал. Наверное, снова бросил бы в Иртыш и запретил кому-то ко мне приближаться, чтобы спасти, так он учил меня в детстве плавать, а ведь плавать я назло ему так и не научилось. Так бы он и убил двух зайцев, отомстил бы мне за упрямство и Булгакову просто за то, что тот жил и творил и забыл спросить разрешение у моего деда. И потом, по-моему, даже мой дед чувствовал, что Булгаков на самом деле вернется, ведь недаром же он повторял:

– Я ухожу, но я вернусь.

И страшно даже представить себе, что могло бы случиться, если бы он вернутся. Мне лично представляется сцена с Великим инквизитором. Думаю, не надо объяснять, кто будет в этой роли. Правда, инквизиторы в наше время измельчали, но какие времена, такие и инквизиторы. А потому я мысленно просила все силы и черные и белые, чтобы возвращение Мастера не совпало с жизнью моего деда, пусть он приходить после, разве мало ему страданий было тогда, а сегодня ничего не изменилось, люди вообще мало меняются, ну разве что они становятся еще хуже.

Так вот в тот исторический день, когда дед был еще жив, мы в первый раз встретились с Рыжим. И он пригрозил, что сдаст меня не в КГД, а деду – зверствовал, одним словом не на шутку. О дружбе с рыжим я и не думала даже. Но он меня все-таки деду не сдал, а я сочинила про него стихотворение, помня о том, что Мастер, и все его герои считают стихотворчество пустой забавой, конечно. Но Рыжий снова меня удивил, судя по всему стихотворение ему понравилось, помнится, звучало оно так:

Так все и было, тогда он ушел, немного испугав меня на прощание, хотя времена были мирные и застойные, но страх перед КГБ оставался в генах, а для меня он нашел страшилище покруче, и это был мой собственный дед. Рыжий ушел, чтобы вернуться, но возвращался он всегда, когда сам этого хотел, и можно было не сомневаться в том, что возвращался он перед событиями важными, а то и роковыми. Вот и сейчас я спросила у него:

– Почему ты не сдал тогда меня деду? Интересно, что тебя остановило?

– А я спайс не курил, – ответил Рыжий, – мне было важно, чтобы роман жил в те глухие времена, особенно в те глухие. Конечно, хотелось пнуть старика по самому больному месту – по его дикому самолюбию, но разве простил бы мне это Мастер, ты так помогала нам в те дни, и так верно служила, а он пусть живет и мается.