Любовь Сушко - Прощай, бабушка!!! Городские легенды

– Макар в танке? – спросил Барс, отпрыгнув как можно дальше, – ведь это то же самое, что обезьяна с гранатой.

Федот молча кивнул.

– А где еще он от нас укроется, хорошо, что танк подвернулся на пути. Надеется, что спасся, идиот.

Визг кота был заглушен заведенным двигателем танка. Наверное, черт в панике случайно на какую-то там кнопку нажал, вот и завелось. А может и не случайно, вдруг он в армии танкистом был, они же не знали этого наверняка.

Подхватив кота, совсем выбившегося из сил, Федот отпрыгнул в сторону, потом еще раз. Прыгучести его мог позавидовать любой чемпион по прыжкам в длину и глубину.

Танк резко рванулся и со всего размаха врезался в огромное дерево и рассыпался у них на глазах. Но откуда в подсолнухах оказалось дерево, этого никто бы не мог сказать, хотя они о том и не думали в тот момент.

Кот и Федот в тот момент спорили, дойдет танк под управлением Макара до Москвы или не дойдет.

– Ну и кто был прав? – радостно фыркнул Барс.

Потом они здорово поцапались, выясняя, спасать или не спасать Макара. Решили все-таки спасать. Смерть – это слишком легкое наказание за то, что он натворил. Пусть лучше живет да мучается, творец с большой дороги.

– Пусть живет и мается, – изрек Барс.

Когда они, разбрасывая железяки, добрались до Макара, тот казался мертвым, если бы такое с бесом могло произойти, конечно. Но бесы бессмертны, потому не может быть.

– А ведь мы угробили его, – схватился лапами за голову Бегемот.

– Невелика потеря, – мрачно отвечал Федот, потому что он больно ударился о какой-то железный штырь, и ему было не до смеха.

Бес пошевелился и загнусавил:

– Моя страна сошла с ума.

– Жаль, что с ним ничего не сделалось, – тут же отозвался Барс, – неоткуда ему было сходить, горемычному.

Лепесток от подсолнуха упал с его головы прямо на грудь Макара, как еще один орден за разрушенный танк, который теперь наверняка не дойдет до Москвы. Хоть одно доброе дело бес все-таки совершил, пусть и вовсе не хотел этого, просто так вышло.

Но как же красиво, как тихо было в мире, если не смотреть на обломки уничтоженного танка.

Тут появились какие-то люди.

Кот Барс и Бес Федот моментально растворились в воздухе, еще не хватало, чтобы их арестовали, а то и расстреляли за то, чего они не совершали. А ведь ясно кого виновными признают, к Ванге не ходи, потому главное – вовремя смыться.

Так и пришлось гадать освободителям, которых друзья Макара называли не иначе, как боевиками-москалями. Так вот те самые храбрые парни, которым почет и уважение, говорили потом журналистам, что в разрушенном черт знает как танке, они нашли только какого-то укропа со сломанными ногами и пробитой головой, который признался им в том, что его страна сошла с ума, развязав войну против своего народа.

На стволе дерева, в которое врезался танк, которому никогда не дойти до Москвы, наши парни написали: «Нет войне»…

А что стало с тем самым Макаром? А черте его знает, хотя может быть, и Бегемот позднее расскажет, куда он делся. Одно ясно, что исчезнув в одном месте он обязательно появится в другом.

Такая вот сказочка взяла да и родилась нагадано, нежданно. И хотя я рисковала потерять своего последнего, а вернее крайнего жениха, не любят мои любимые летчики слова «последний», да и я тоже не люблю, если честно, но погрешить против истины я никак не могла, как написалось, так и написалось. Время у нас было такое странное и суровое, и очень запутанное, там не то что забытый и заброшенный Макар, но и сам черт ногу сломит.

Одно было ясно и понятно, не в свою любимую бабушку я пошла, не умела да и не хотела дорожить тем, что было, тем, кто был, и все делала наоборот из вредности. И не то, чтобы очень тупая и упертая была, иногда очень даже острая, если честно. Но вот в такие минуты, когда надо было о себе подумать и ради своего светлого будущего написать что-то светлое и позитивное, пусть и далекое от истины, ничего, ну просто ничего не получалось, да и поздно по волосам плакать, когда голову потерял, теперь уже скорее всего никогда и не получится… И с этим надо как-то жить.

Телефон молчал, Игорь, вероятно еще не обнаружил сказку про Макара, хотя, как пылкий поклонник, фактически фанат, он следил за моим творчеством яро, почти яростно, читал все, даже то, что не нравилось, хотя на то, что не нравилось, просто не отзывался. Переживал мой очередной косяк, работал в своем великолепном саду, если дело было летом, среди благоухающих цветов в одиночестве, а потом снова находился какой-то повод, чтобы нам встретиться и сделать вид, что мы остаемся вместе, и завтра, завтра точно, будем еще ближе.

Он был лучше моего мужа, выбранного когда-то дедушкой, хотя бы потому, что выбирала его бабушка и относилась к нему с большой симпатией, но дальше этого дело не двинулось.. Не было в ней дедова напора, который с места не сдвинется, пока не исполнишь все, чего он требовал.

– Не судьба, не печалься, детка, – сказал бы мой папа, кажется, он так и говорил во сне, когда я снова увидела его после нашего свидания с Игорем.

– Не судьба, так не судьба, – то ли подумала, то ли ответила ему я, – мне привыкать что ли.

О том, что стерпится и слюбится, мы говорить не стали, это была больная наша тема, и оба мы знали, что не стерпится и не слюбится, а потом уже поздно будет после драки, в смысле после замужества, махать кулаками.

– А может все-таки мне остаться с ним? – спросила я

Оглянулась, но папы уже не было. Молчание и поспешное его исчезновение показалось красноречивее любых слов.

А потом что-то странное случилось, то ли во сне, то ли в реальности, я увидела своего прадедушку Николая, погибшего в 35 лет во время гражданской, яростно защищавшего своего адмирала, и все, что осталось от него – сын и две дочки.

О, как же мне хотелось его увидеть хотя бы во сне, и на этот раз я видела, забыв о том, что желания сбываются, даже самые невероятные и фантастические все равно сбываются.

Передо мной сидел мой прадед, до сих пор я вызывала адмирала, но сейчас мне хотелось побыть немного с ним, хотя бы раз поговорить о странностях любви…

Сами собой появились строки стихотворений. И удивительным было не то, что они появились, сколько строк писалось во сне, и таяли без следа, а то, что я их запомнила, и потом смогла записать.

Это было что-то совершенно невероятное, но это было в те странные дни, когда живые стояли рядом с мертвыми, и я как никогда прежде верила, что наши мертвые нас не оставят в беде…