АЛИНА ДИЖАЛЬ - Бабушкино наследство

Я больше не могу и не хочу жить. Жить так, как они. Как все кругом. Но ведь есть она – другая жизнь. Ну, почему я не могу вырваться из этой жизни, почему я не могу жить среди красивых, честных и, главное, умных людей? Почему в моей жизни все вокруг обманывают друг друга и считают это удачей? Почему смеются над соседкой тетей Надей, которая работает в больнице с утра до ночи, помогая больным. И уважительно отзываются о Романе из пятой квартиры, который ездит на своей машине, торгует джинсами и нигде не работает. Он не замечает своих соседок, но зато может запросто обнять в лифте и обозвать «шлюхой», если пытаешься отбиваться. Разве такой человек достоин уважения? А тетя Надя значит плохой человек, если у нее маленькая зарплата?

Люся, лежа в кровати перед сном, думала о своей жизни и прошедшем дне. Сегодня опять не произошло ничего нового. Как всегда она проснулась ровно за две минуты до того, как мама зашла в ее комнату и тихонько произнесла.

– Люся, вставай, пора в школу.

Люся любила учиться чему-то новому, но не считала, как многие девочки из класса, что школьная жизнь – это интересно. Учителя почти все были злые. Кричали по поводу плохих отметок, могли обозвать как угодно любого ученика: болваном, оболтусом, дебилом. Рассказывали только тот материал, который написан в учебнике или какие-нибудь истории из их личной жизни. А требовали, чтобы все их слушали и беспрекословно подчинялись.

Правда, на Люсю никто не кричал, все ее любили. Она была трудолюбива, много читала и была скромна. Любила заниматься общественной деятельностью: обожала готовить классные праздники, писать юмористические рассказы в стенгазеты. Ее всегда выбирали старостой класса, а потом и секретарем комсомольской организации. Она честно исполняла все свои обязанности и училась на одни пятерки, но все равно не любила школу и ждала, что скоро она ее закончит и пойдет учиться на журналиста или геолога. И, конечно же, встретит своего единственного и неповторимого, который будет также смел, открыт и честен. И они будут жить счастливой семейной жизнью, у них будут дети, которых они будут любить, вместе встречать все праздники, отдыхать на речке у костра, трудиться на благо Родины…

С тех пор прошло так много. Хотя если считать по годам, то всего-то пять, но столько всего изменилось, что казалось, счастливая жизнь дома – это «далеко и неправда», как любила говорить Люсина соседка по школьной парте – Анка Соснина. Да, в Люсиной жизни изменилось буквально все – вместо родительского дома – жилой вагончик на окраине северного городка, вместо родителей – муж, которого с трудом можно назвать другом, а не то, что любимым. Маленькая дочка, из-за которой нельзя вовремя ни поесть, ни поспать… И вечная тоска на сердце.

– Зеленая, как болото в деревне у бабушки,– подумала Люся.

При воспоминании о любимой бабушке Люсины глаза превратились в большие соленые озера, которые, переполнившись, стали беспорядочно разливаться..

И сразу нахлынули воспоминания из счастливого, и казалось, такого далекого детства

В деревне действительно было болото, где ежедневно в лучах угасающего солнца начинались лягушечьи серенады. Кваканье было таким сильным, что даже разговаривать было невозможно. А болото, как и сами разномастные лягушки, правда, было все зеленым: и вода, и редкие кусты вокруг, и трава, и камни на тропинках, и все живые болотные обитатели. Оно было жутковатым, и Люся не ходила одна по тропинке, ведущей через болото к речке, где все лето загорали и купались и дети и взрослые. Ей почему-то было неуютно и казалось, что по всему ходу тропинки за тобой кто-то подглядывает и хочет схватить и утащить в болотную трясину.

Но, несмотря на это, летом в деревне у бабушки было хорошо. Правда, бабушка была не совсем деревенским жителем – просто врачи посоветовали ей на время переехать в деревню, после чего дед сразу купил дом в ста километрах от города в небольшой деревушке и безоговорочно перевез любимую жену, пообещав выполнить ее условие – переехать назад в город через пару лет. Тогда, как обещали врачи, ее сердце возможно вновь станет здоровым.

Но, ни через год, ни даже через пять лет назад в город бабушка так и не вернулась. Дед через полтора года после переезда внезапно скончался от сердечного приступа. А бабушка, живя в деревне, так навсегда и осталась городским жителем, не сумев, да и не желая особо, вести деревенскую жизнь. Поэтому у бабушки не было ни скотного двора с коровой и овцами, ни горланящих по утрам во всех дворах петухов и кур-квохтушек, ни лающей по ночам, как у соседей, собаки, ни даже мурлыкающей кошки.

А в огороде, если можно было так назвать то место, где у всех в деревне росли капуста, морковка, свекла, огурцы и помидоры, бабушка выращивала цветы.

Цветов было много, разных оттенков и расцветок и цвели они по очереди с июня по конец октября, пока не начинались заморозки ниже пяти градусов. А вдоль забора огорода-цветника по периметру тянулись разлапистые кусты крупной и сладкой ягоды малины.

Больше никогда и нигде не видела и не ела Люся такой ягоды, как у бабушки в деревенском огороде-цветнике: малина была темно-красная и не яркая, а словно покрыта темной прозрачной вуалью. Крупные ягоды, количество которых в Люсиной ладошке равнялось количеству пальцев руки и не помещалось более, легко отделялись от остроконечной светлой сердцевины и, хотя на ощупь были твердо-упругими, легко и сладко таяли во рту.

Ягод на кустах было много, все они были ровные как искусственно выращенные. Забравшись в середину любого куста, можно было и не ходить дальше, только поворачивайся, срывай и отправляй в рот эти пахучие, сочные ягоды. Оторваться было невозможно, пока не начинала немного кружиться голова.

– Людмила, ты опять в малиннике сидишь? Иди ко мне, моя девочка, я для тебя приготовила подарочек,– бабушкин голос был так нежен и ласков, что не хотелось таиться.

Люся оторвалась от сладких ягод и, резко повернувшись, ойкнула от боли. От плеча до локтя на левой руке вздулась красная полоска от касания колючей ветки, и сразу проступили капельки алой крови, так похожие на тягуче-липкую малину.

Люсин плач утонул в крепких объятиях сразу оказавшейся рядом бабушки.

– Не плачь, моя хорошая, все до свадьбы заживет…

Узнать его она смогла бы и через сто лет и легко отличила бы в толпе одинаковых на вид особей мужского пола. Это была единственная и неповторимая ее любовь.

– Василий, – невольно вскрикнула Люба от неожиданности такой встречи именно здесь и сейчас.

Рядом стоящие пары невольно оглянулись на окрик.