Аннета Ткаченко - Истории четырёх океанов

Сначала сдвинулся срок отъезда с февраля на март, а потом и вовсе конкретна дата перестала существовать, ограничиваясь лишь месяцев. Затем начал увеличиваться срок самого контракта, сначала четыре, потом пять, а потом и все восемь.

Она могла поехать только на три, иначе не успела бы к установочной сессии. Это был её самый весомый аргумент и вроде бы действенный.

Покончив с одним вопросом еще до Рождества, она тут же решила удержать удачу за хвост и найти какую-нибудь подработку, пока не уедет, с живыми деньгами. С эти оказалось еще сложнее.

В начале января либо временной работы не было и все были до середины месяца на каникулах, либо она была, но попасть на нее было не реально.

Нет, с неё не упала бы корона пойти мыть посуду, или полы, когда хочешь есть – гордость и самолюбие плохая диета, так и помереть же можно. Просить деньги у матери она больше не хотела.

Знакомая предложила раздачу листовок на улице, самая низкооплачиваемая фирма, но выбора не было, и она согласилась. Ни то чтобы она стеснялась раздавать листовки на улице. Еще с детства спокойно относилась к любой работе: чистить коровник, собирать сено, продавать семечки, мыть машины.

Но она никогда не работала официанткой, потому что внутренняя женщина-катастрофа переплачивала бы в два раза больше заработанного за разбитую посуду, никогда не работала уборщицей, и никогда не раздавала листовки. Самые лютые морозы января и февраля, и немного марта – четыре дня в неделю по пять часов в день она стала раздавать листовки на перекрестке перед овощным рынком.

В первые же несколько дней, найдя общий язык с уличными торговцами, что стояли рядом, она быстро вняла их советам и отыскала в закромах родительской кладовки свои школьные сапоги на высокой платформе. Чем выше от земли, тем теплее. Носила с собой картонку, которую стелила под ноги, надевала не красивый, но длинный пуховик, отказывалась от утренних рыночных « сто грамм» для согрева, и много болтала с продавщицей чулок и носок, которая рассказывала истории из жизни. И каждую зарплату брала у нее пару носок, которые «как своей» продавали чуть дешевле остальных.

У продавщицы было все, как у всех. Двое детей, один подросток, второй вот-вот школьник, муж «козёл» и не очень любимая работа. Каждый день она начинала свой рассказ со словами: « ну ты представь, что вчера мой козлина опять учудил». Все шутки про святость восьмого марта, не вынесенный мусор, непоколебимость правильности её решений, искреннее сожаление, что дни матриархата давно прошли. Через день дежурная фраза про развод и девичью фамилию, и много других историй и жизненного опыта, которые можно было намотать на ус, в случае если и в её жизни случится такой же «муж-козёл».

Именно поэтому она и решила рассказать всё как есть абсолютно чужому человеку. Через полтора месяца она уедет, и скорее всего, больше не встретит никогда. Это было подобно исповеди. У неё то в жизни оказывается уже был такой «козёл», но только продавщица семнадцать лет так живёт, а она, слава Богу, легко отделалась за два года.

Но главным было то, что ей можно было выговориться. Без осуждения, без имен, без масок. Как есть. Время шло быстрее, когда было с кем поговорить, всегда можно было прикрыть спину, если уходила раньше, или опаздывал – продавщица всегда подтвердила бы проверяющему, что «девочка тут была, работала и вот только что с ней разминулись».

Потом, спустя два года, когда проверяющей стала она, именно в эту точку ездила специально, чтобы проверить работника, в надежде встретить эту женщину. Но тогда её уже не было. И она еще раз убедилась в том что все люди проходят с нами определенный путь, и встречаются на нём ровно тогда, когда нужны больше всего. У кого-то срок пробыть рядом всего полтора месяца, у кого-то несколько лет, а у кого-то и всю жизнь.

С н им они встретились на Рождество. Он пришел в гости с огромной миской жаренного картофеля и куриной голени, а также с двумя мягкими игрушками. Для неё и для её сестры. Но последней он почему-то в подарок выбрал белого и пушистого медвежонка, а ей придурковатого и смешного ленивца из известного мультика. Интересно, она что на него чем-то похожа, или это намек? И почему ленивец-то?

Когда он снял шапку с капюшоном захотелось присесть. У входной двери стоял некогда кучерявый и длинноволосый мужчина, сверкающей своей девственно голой черепушкой ярче лампочки над собственной головой.

Первый шок сменился хохотом, потому что удивить своей новой прической хотела именно она ,. И когда они с сестрой уже дошли до стадии « смех сквозь слезы» он напомнил, что на улице холод и, принесенное им блюдо и так остыло по пути к ним.

К концу вечера разговор естественно дошел до предновогоднего инцидента и всех вытекающих последствий, но и это было ничего, если бы он не позвал их с сестрой в кино. Не ЕЁ одну, а ИХ. Что её больше в тот момент зацепило она так и не знала, то ли что вспомнили все эти сложные дни, то ли от того, что она позволила себе наконец-то выплакаться, то ли потому что он же испытывал чувство к ней , все это знали, и она и сестра, но зачем же он позвал их обеих?

Ревность залилась в и так запутанные мысли и она гордо поджав губу отказалась, думая, что и сестра последует за ней. Но ошиблась.

На следующее утро они пошли на «длинный и скучный фильм про синих человечков с другой планеты» по версии сестры и « офигенный новый фильм Кемэрона» по версии его.

С середины января у неё началась подготовка к отъезду. Он сначала был назначен на первую половину февраля. Поэтому она решила не прекращать новогоднюю кутерьму, а плавно перейти в отходные вечеринки, лишь бы трезво (и в прямом и переносном смысле) не думать о том, что же делать и как быть. Пока нужно было дожить до середины февраля, сесть в самолет, наконец-то там выспаться, а потом уже можно будет и подумать.

Много информации предстояло выучить. Необходимо было решить еще всё с учебой, кому оставить пса и квартиру и многое другое по мелочи.

Две недели после их встречи и неудачной попытки сходить в кино не прошло, а пролетело в суматохе. О том, что уезжает, она еще гордо заявила ему выстрелив в ответ на его внезапную лысину. Кроме этого и стрелять было нечем – новый цвет волос он так и не оценил. Во всём остальном он знал её лучше кого бы то ни было. Получился ли нужный эффект она не поняла, все испортило это дурацкое приглашение в кино.

Все случилось в воскресенье. Вечер подходил к концу. На часах было уже за полночь. Но у них все ещё продолжалось воскресенье. Оно закончится только тогда, когда за невидимые ниточки потянет усталость и дремота, и тяжёлые веки сомкнутся в сладком сне, а не когда часы отчеканивают четыре нуля, холодно и сухо оповещая о начале нового дня. Январская вьюга выла дуэтом с несколькими бездомными собаками за окном. То ли сочувствуя им, то ли пугая очередной холодной ночью. Одиночные звуки проезжающих машин становились все реже.