Светлана Нестерова - ВедьМы, или 300 писем о Любви. Книга 2

Всё разрешено, всё дозволено… Море по колено и горы по плечо… Куда не пойдёшь шёпот злобный и взгляды завистливые; ненависть стелится у твоих ног ласковой кошкой, но горят её глаза недобрым огнём.

Мчится, мчится серебряный конь, очередная подруга, новая машина… Вот она настоящая любовь, вот она истинная страсть. Скорость утоляет боль, снимает усталость, растворяет сомнения, убивает страх. Жизнь, стремительно летящая вперёд на крыльях ветра.

Мелькают за окном, ослеплённые ярким светом фар, поля, леса, города и посёлки. Тьма распластала над головой широкие крылья, щедро украшенные серебристыми бусинками звёзд. Летит, летит в объятия безумная дорога, разбиваясь на миллионы воздушных серых осколков.

Ночь разгульная хозяйка страстей, а день – осуществление задуманных желаний. Жизнь для отважных и молодых-один непрекращающийся и нерушимый миг. Миг-непокорённая вершина, острый пик, египетская пирамида.

Пусть пытаются муравьи и блохи прыгать вокруг сладкого, а он уже преодолел, добился, победил.

Алёшенька, у твоих ног пёстрыми птицами любовные письма, телефонные сообщения с мольбами, просьбами, уговорами… Эти взрослые женщины готовы отдать всё за один твой взгляд, улыбку, поцелуй, за одну ночь с тобою. Эти женщины красивы, богаты, умны, но становятся такими беспомощными и беззащитными в твоих сильных руках. Эти женщины…

Ах, какие же обманчивые игрушки слабость и беззащитность! Претворяются пушистыми, белоснежными котятами, робко забившимися в угол комнаты при свете дня, но стоит ночи швырнуть на землю свои мрачные сети, как загорятся адскими красными огоньками глаза котят-дьяволят, зашипят они и зацарапают острыми когтями по холодному полу и по заблудшей душе.

Ни первая, ни вторая, а может быть и ни третья: попробуй посчитай, вычисли всех их обнадёженных и лишённых. Тем у кого в сердце потёмки не вырвать свет на волю, не забыться в любовных обещаниях и неукротимых желаниях тела.

Это только прикрытие, плотная штора театрального одиночества, а за ней точный расчёт и бесспорный выигрыш… Сатанинская шахматная партия. Они никогда не проигрывают, когда в их руках чёрные, тем более, что белыми уже давно никто не играет.

Сладко спать с чужою женою, нежною и покорною; белые руки змеями по широким плечам и шее… Поцелуи клубничные дразнят и опьяняют. Острый нож любви вонзается в сердце мукою, но месть женская ранит больнее перед горькой разлукою.

Мягкая постель, страстные объятья, чёрные заклятья: – Ворон вороной, чёрною травою и красною землёй, закружи, завьюжи, красавца молодого приворожи… Зелёные глаза, огневая гроза, притяните, привлеките, вечной клятвою свяжите… Это ни шелест опавших листьев: слова заговорные, как река бездонная, холодная и ненасытная, пожирающая волю и сознание, оплетающая стальной паутиною.

Но Алёшенька не знает, не ведает, не чувствует, не верит; жизнь его идёт по-прежнему… Много денег мало доверия, мало друзей много врагов, много силы мало воли…

Горькая вода огненная успокаивает лишь на время, дурманя сознание. Ярость необъяснимая одолевает постоянно, вырываясь, как бешеный пёс с тяжёлой цепи. Ничто не мило, ничто не любо: еда безвкусная, утехи не радостные, дни потускневшие.

И в самом сердце засела иглой раскалённой злоба лютая, необъяснимая на весь род человеческий, на всех этих баб, на всю эту жизнь… Всё опостылело и надоело. Сердце в цепях, душа в оковах.

Но не знает парень горемычный, что это ни грусть лихая, ни болезнь неизлечимая, а приворот бывшей его любовницы суд свой вершит над ним, ломая и калеча жизнь его и всё сильнее затягивая узлы сетей своих…

Не побежал, не вернулся, не упал на колени, не стал прощения просить у коварной злодейки, лишь всё больше грустил и отрекался, уставая от борьбы постоянной и бессмысленной.

Кровавая расплата расписана четырьмя углами по листу, разбросана землёю могильною по нужным местам и проявлена на свет сквозь тьму непримиримую.

Не вернуть молодца злодейке, но проигрывать она не желает…

Трава кровью орошённая, распутье дорог, кресты перекошенные на один приворот другой ложится: от жадности обладания к уничтожению, от сетей к капкану убийственному, безжалостному, от присушки к наговору лютому, смертельному.

Воля зачёркнута жирной чёрной линией траурной. Жизнь склонила послушно голову.

Не тебе одному, Алёшенька тяжёлый крест нести и расплачиваться за легкомыслие и безрассудство, за лихую голову и игры молодецкие.

Приворот на смерть лютую, как яд, в кровь впрыснутый, нет от него спасения и нет никакого убежища.

И ничто от расплаты не спрятало, ни свадьбы роскошной пение, ни жены молодой признания, ни друзей обещания верные… Чёрной лентой незримой и прочною опоясало, окружило со всех сторон; до корней, ветвей и росточков добралось проклятие злобное.

Не родившись на свет погиб первенец твой и жена от горя горького позабыла свои обещания, стала вдруг чужой и холодною. И в семье наступили тяжёлые дни: не срастается и не сходится, ни в делах, ни в работе; удача ушла, грубо хлопнув дверьми на прощание.

И друзья отвернулись, и выцвели дни, разбросав по асфальту листочки, только ветер сухой и в душе пустота, словно осень в неё поселилась.

И отец твой, Алёшенька, под клеветой подлецов и завистников жадных, под судом, в прочной клетке железной сидит и томится от мыслей тяжёлых.

Стая близких, родных, как зимой вороньё закружила, взвилась над поместьем.

Каждый день, как укор, каждый взгляд, как упрёк; ветром карточный домик разрушен.

Не чужая игра у порога судьбы, это прошлых шагов отраженье и в глазах у зеркал замирает слеза, предвещая развязку событий.

Как-то осенью поздней большой особняк растревожил звонок посторонний и Алёшина мама спустилась во двор; она сына домой ожидала, но открыты ворота, слышны голоса свет горит в гараже и в сарае. Может сын не один возвратился домой? Может что-то случилось с машиной?

Но тревога застыла калёной иглой где-то в горле, в груди и затылке. И разбилась о сердце на тысячи брызг, ослепленная выстрелов стаей. Не успела подумать. Сознанье, как тень… Сын? Стреляет? Кто там, за стеною?

Охнул сильный удар мысли разом отняв, тьма укрыла плащом своим плотным.

Освещённый гараж, через красную рябь незнакомые люди – злодеи, а любимый сынок алой кровью залит; не на равных сражение с болью.

– Говори, где укрыл, а ни то твою мать при тебе запытаем до смерти, за себя не боишься, подумай о ней… Или деньги тебе всех дороже?

Но молчит Алексей, только красной змеёй по лицу его жизнь убегает. Мать кивком головы приказала молчать, он всегда и во всём с ней согласен.

Он узнал почти всех, но нет время понять почему и за что эти пытки: но за мать свою жизни не жалко отдать, она всё для него в этом мире.