Татьяна Лемеш - Путь пешки. 3. Смена короля

Однажды все закончилось – в помещение зашел новый человек – чистый, трезвый, в мундире и белых перчатках. Разглядев меня в полумраке, он какое-то время смотрел на меня со смесью сострадания и брезгливости на лице. Потом гаркнул: «Купор!» Подбежал один из моих знакомцев, стоя перед новеньким навытяжку. «Что это?! Убрать! Сгною гадов!» – после чего меня отвязали и куда-то понесли за руки и за ноги.

Двое вынесли меня на улицу – яркий солнечный свет ослепил мои глаза. Нарядный офицер накрыл меня каким-то тряпьем, потом дал одному из матросов позвякивающий мешочек и сказал:

– Найди кого-нибудь, кто позаботится о ней. Отплываем через полчаса. Все понял? И смотри мне… – офицер замахнулся на нерадивого подчиненного. Тот испуганно закивал и куда-то убежал – наверное, искать… Офицер опять смерил меня жалостливым взглядом, резко развернулся на каблуках и взошел обратно на корабль. Я осталась лежать прямо на досках пирса. Надо мной по чистому небу пролетали кудрявые облака – казалось, я лечу вместе с ними и давно уже покинула свое многострадальное тело… Я его совсем не чувствовала – ни боли, ничего…

Наконец к пирсу подъехал на телеге мужик, а вместе с ним на козлах – один из моих мучителей. Он быстренько спрыгнул, зашвырнул меня на телегу, где оказалось сено, и обратился к мужику:

– Отвези ее куда-нибудь, а? Ну – в больницу, или в монастырь какой…

– Так она ж еле живая! А ну как отойдет?

– А отойдет – так закопаешь. На вот, этого тебе хватит за хлопоты – и он передал мужику все тот же мешочек.

***

И мы поехали. Мне было все равно – куда и зачем, мне казалось, что хуже чем есть – уже никогда не будет. Мы очень долго ехали, судя по меняющемуся рельефу – в горы. Потом мужик остановил лошадь.

– Эй, девка! Может, по нужде сходишь или как? Ты вообще жива еще? Воды будешь?

– Нет… – еле слышно выдавила я из себя.

– Ты сама-то откуда? Из родных есть кто?

– Черкеска я.

Как же тяжело было разговаривать… Тем более, что в то время русского я почти не знала. Понимать-то понимала, в общих чертах, а сама разговаривала коряво – этому языку меня учили очень поверхностно.

– А-а-а – разочаровано протянул мужик – басурманка… То-то я смотрю – черноглазая какая… В монастырь тебя не возьмут, наверное… Так это что, они тебя через море везли, аж от султанского берега? Жалко мне тебя, девка, да вот не знаю даже – куда тебя и везти… Домой привезу – так и там тебе будет несладко – война ведь, а тут вражескую девку в деревню привез… Да еще избитую и попорченную… Я бы денег тебе этих и отдал, что за тебя заплатили – да вот только чем они тебе помогут-то?

Крестьянин надолго затих. Наступала ночь, я все так же лежала на телеге. Очень тяжело было держать открытыми веки и я их закрыла. Где-то недалеко шумел мужик, ходил, шурша ветками… Потом запахло костром… Иногда слышалось дыхание лошади. Так я и заснула.

Проснулась я от движения – мы опять ехали. Мужик шел рядом с телегой и смотрел на меня – видимо, все не мог решить, куда же меня деть. Увидев, что я открыла глаза, он обрадовался и его простодушное лицо расплылось в улыбке.

– О, живая! Проснулась наконец! А я-то боялся, что уже все… Выглядишь ты, конечно – краше в гроб кладут… Не замерзла ночью-то?

Моя рука выскользнула из-под тряпья, мужик взял меня за запястье и собирался уже засунуть руку обратно, под покрывало.

– А ручки-то барские, гладенькие… Не из простых ты, да? А это что? Это что у тебя на ладонях? А ну стой! Тпрууу!

Остановив лошадь, мужик судорожно сдернул покрывало с моих стоп, потом с переполненными ужасом глазами подошел опять к голове:

– А ну открой рот! Рот открой, я тебе говорю!

Ничего не понимая, я открыла рот. Мужик ухватил меня за нижнюю губу и вывернул ее наружу. Лицо его побелело, глаза округлились от испуга:

– Так и есть… Язвы у тебя, девка – на ладонях, ступнях и во рту… Наверняка и на срамных местах, но там я смотреть не буду… Заразили они тебя, девка… Срамной болезнью заразили… Я-то ее знаю, в казармах насмотрелся…

Огорченный мужик отошел от меня в раздумьях. Где-то недалеко шумел водопад, оглушительно распевали птицы… Наконец он обернулся.

– Прости, не могу я тебя домой отвезти… У меня жена и пятеро ребятишек, мал-мала меньше… Да и других людей там полно. Боюсь я за них. Прости, милая – этот бесхитростный русский мужик стоял и плакал передо мной. – Знал бы – ни за что бы не взялся везти тебя… Я понимаю, что ты не виновата… Мне ведь солдат сказал – груз отвезти нужно… Да и заработать прилично… Будь они прокляты, кто тебя так попортил! – крикнул он в сердцах и стукнул кулаком по телеге. Потом опять отвернулся – наверное, плакал…

Видимо, все же решившись, он поплотнее завернул меня в покрывало, взял на руки и куда-то понес. Мы подошли к водопаду – я слышала его шум снизу. Мужик смотрел мне в глаза, по его обветренным щекам катились слезы.

– Как зовут-то тебя?

– Мила.

– Ты понимаешь, что я сейчас сделаю, Мила?

Я выразительно закрыла глаза.

– Прости меня, Мила. По крайней мере, это будет быстро и не больно. Ты ведь не жилец уже, ты это понимаешь? А деньги эти грязные я отнесу в больницу, на лечение людей с такой же вот болезнью… И свечку поставлю за упокой души твоей, Мила… Какой бы ты там веры ни была… Простишь ли ты меня?

Я опять закрыла глаза.

– Прости меня, Мила… И прощай. – Поднатужившись, мужик бросил меня в водопад.

***

Я пришла в себя, потому что кто-то тянул меня за ноги. Тянул по воде. Я попыталась вспомнить – что же со мной произошло, но память отказывала – только грохот водопада и окружающая меня вода… Приоткрыв глаза, я увидела спину мужчины с длинными седыми волосами в холщовой рубахе – он тащил меня куда-то, наверное, к берегу. На всякий случай я опять закрыла глаза – пусть лучше думает, что я мертвая. Вытащив меня на глинистый берег, он присел где-то рядом, а потом вдруг горько заплакал:

– Ну как же так можно?! Да что же вы за существа такие? Да какое же еще существо так относится к особям своего вида?! Ну как же можно было такое вот сделать? Девочка ведь еще, почти что ребенок… – человек плакал, горько и безутешно по чужой и незнакомой ему девушке. Я приоткрыла глаза. Увидев это, он вскочил с камня и вытер слезы.

– Так ты жива?! Так это другое дело! Крепись, девочка, я тебе так просто умереть не дам! – Он подхватил меня на руки и куда-то понес. Я вспомнила крестьянина, предыдущего моего благожелателя – и решила предупредить:

– Болезнь у меня… Заразная…

– Да? А ну-ка, ну-ка… – сказал он совсем без испуга, а даже с каким-то интересом. Аккуратно уложив на траву, он принялся меня осматривать – ладони, живот, стопы, залез ко мне в рот и осмотрел губы и язык с нижней стороны, а потом даже завернул край… э… половых губ и туда тоже заглянул. Учитывая то, что я и так лежала перед ним голой, так как мое покрывало осталось где-то в водопаде – то меня это уже не особенно и смутило. Он сказал: