Геннадий Мурзин - Любовь больная. Современный роман в двух книгах

Повинную голову даже меч не сечет. Банальщина? Но иное не идет в голову.

Мое смирение, наконец, ты оцениваешь по достоинству. Ты улыбаешься. Недобрая складка у губ постепенно разглаживается.

Я по-прежнему огорчаюсь. Мне нельзя расслабляться: если ты только прочитаешь на моем лице торжество, то, как это не раз бывало, ты улетишь. Нет, не на поезд, а к любой своей знакомой и оставишь меня «на бобах».

Наконец, вижу, что мне можно… пора. Встаю, подхожу к тебе, сидящей в кресле, сзади, окунаю руки в твои роскошные волосы, приникаю губами к ним, купаюсь в них, наслаждаюсь их запахом.

Ты не реагируешь, то есть не препятствуешь. Твои глаза полуприкрыты. На лице – отрешенность.

Я приникаю горячими губами к мочке твоего уха, легонько посасываю, потом нежно прохожу языком за ухом. Кончик языка оказывается в ушной раковине. Тебе нравится – это я чувствую.

Еще и еще…

Ты молчишь. Ты сидишь, прикрыв глаза.

Я поворачиваю слегка твою голову. Я обхожусь без какого-либо насилия: Боже упаси, позволить себе…

Не сопротивляешься.

Я начинаю осторожно ласкать твои глаза: то пробегаю кончиком языка, то приникаю влажными губами.

Тут-то и поджидает меня чудо… Одно из самых редких.

Ты (совершенно неожиданно для меня) обхватываешь мою голову, притягиваешь к себе и сильно-сильно впиваешься в мои губы.

Я задыхаюсь от счастья. Сердце пытается вырваться наружу. Удары сердца настолько гулки, что я боюсь, что могут вспугнуть тебя.

Поцелуй длителен и упоителен: то ты захватываешь одну из моих губ, медленно и с наслаждением всасывая ее, то проникаешь глубоко в рот, твой язык играет с моим, приникая к нёбу, проникая под мой язык. Ты и тут борешься…

Поцелуй длится и длится. Для меня кажется, что время остановилось.

Мои руки не бездействуют. Руки в работе. Они начинают ласкать (пока через кофточку) твои милые и аккуратные холмики, потом, смелея, пробираются под кофточку, преодолевают еще одно препятствие – бюстгальтер. Соски твои напрягаются и твердеют.

Ты начинаешь дышать тяжело, тело вздрагивает, ты выгибаешься.

Одна моя рука остается под кофточкой, лаская груди, другая выскальзывает оттуда и ложится на колено, замирает и начинает потом медленно продвигаться вверх, под подол юбки. Достигнув очередного препятствия, трусиков, где все пышет жаром, правая рука на секунду замирает, затем пальцы проникают туда, ладонь поглаживает уже влажные «врата рая», а затем, найдя, начинает поглаживать набухший бугорок.

Ты еще больше выгибаешься, начинаешь тихо постанывать и тут…

Не отрываясь от моих губ, ты одной рукой продолжаешь сжимать мою шею, а другая рука медленно поползла по мне вниз, остановилась на несколько секунд там, где ее больше всего ждали, а потом решительно дернула замок-молнию на брюках и…

О, это стоит многого!

Ну, вот, снова написал-таки слово «МОЯ». И опять-таки вздрогнул, испытав противоречивые чувства. С одной стороны, упоение от того, что могу так говорить, и, несмотря ни на что, пишу. С другой же стороны, всякий раз грызет душу одна и та же мысль: «А моя ли?»

Да, чушь собачья! Разумеется, нет! Ты не была моею в полном смысле этого слова. Да, конечно, иногда принадлежала, но лишь телом, а не душой.

Принимая этот вывод за аксиому, становится до одури обидно, жутко, страшно. Страшно, поскольку всплывает другой вопрос: каким словом определить наши отношения на протяжении десяти лет? Заметь: не десяти дней или даже десяти месяцев, а десяти лет!

Неужели?.. Нет-нет, даже произносить не хочу.

Козьма Прутков говаривал: «Отыщи всему начало, и ты многое поймешь».

Последую-ка и я этому мудрому и весьма своевременному совету.

Женщина – это потребитель, прежде всего. И потому в каждом новом знакомом (кстати, им может быть не обязательно мужчина) ищет потребительские свойства, присущие любой вещи и являющейся товаром. Значит, человек – это всего лишь вещь. Но вещи бывают всякие: на один день или на длительный период, полезные или совсем ненужные, красивые или абсолютно невзрачные, интересные или так себе.

Женщина встречает на своем пути мужчину. Случайно или намеренно, но знакомится. И с первого же мгновения пытается выставить ему реальную цену.

Красив? Хорошо, не помешает. Высок, строен, мускулист? Превосходно.

Однако она понимает: вещь может быть настолько прекрасной, что глаз не оторвешь, но это всего лишь яркая обертка. А что там, внутри? И в дело вступают и становятся для женщины решающими иные потребительские свойства товара. Прежде всего, насколько полезен может быть новый знакомый, какую прибыль, возможно, даже и сверхприбыль, принесет? Не эфемерную, понятно, прибыль, а самую реальную, ту, которую можно пощупать, то есть не духовного свойства, а сугубо материального.

Оценив вещь, назначив товару его цену, определив его реальные потребительские свойства, женщина начинает соответственно строить свои дальнейшие отношения: либо ограничится «шапочным» знакомством, либо пойдет дальше, до того барьера, который сама себе определила, исходя, конечно, из реальной стоимости вещи.

Они, эти самые стоимостные вещи, по правде говоря, со временем либо изнашиваются, либо утрачивают первоначальную полезность, стареют, выходят из моды, а то и еще проще – надоедают. Интерес к ним падает и, наконец, вовсе исчезает. Для начала о них забывают. Но если они по-прежнему своим присутствием мозолят глаза, то их женщина выкидывает на помойку: с глаз – долой и из сердца – вон! Мужчина, например, перестает существовать. Как будто его и не было, как, впрочем, и всего того, что с ним связано.

Дурно это выглядит? Да, нет – это нормальное, естественное поведение женщины.

Предвижу возражение: не все, мол, женщины такие. Возможно. Но женщину иного плана пока не встретил – ни в среде близких, ни в кругу многочисленных знакомых. Так что, извините: чего не знаю, того не знаю, следовательно, о том не мне судить.

Давно размышляю на эту тему. Благо для этого ты мне отводишь премного времени. И… пищи. Сами по себе факты (в момент их явления на свет, когда они разрозненны) мало что мне могут сказать. Они выглядят случайными и для анализа не годятся. Проходят же годы и, соединяя разрозненные звенья в единую цепь, начинаю понимать жесткую логику наших отношений.

Только не хочу, чтобы ты подумала, что начинаю выступать в качестве обвинителя. Нет-нет! Бог мой, как могу?! Какое право имею?! Мне ли не понимать: вещь, предназначенная для вытирания ног, не вправе претендовать на роль смокинга. Смокинг – это смокинг, половик же в прихожей – это всего лишь половик. И если в умелых женских руках смокинг в одночасье может превратиться в половик, то половик смокингом не будет уж никогда.