Тилли Коул - Тысяча поцелуев, которые невозможно забыть

– Поппи? – Я открыла глаза. Подруга смотрела на меня полными сочувствия глазами. – Ты точно в порядке? Уверена? Ты ведь всего две недели как вернулась. И я знаю, каково оно, снова увидеть Руне…

Я выдавила из себя улыбку:

– Не волнуйся, Джо. Я больше его не знаю. Два года – срок немалый, и мы почти не разговаривали все это время.

Джори нахмурилась:

– Попс…

– Не волнуйся, – повторила я, не дав ей договорить. – Мне пора на урок.

Но едва сделав пару шагов по коридору, я остановилась и посмотрела на подругу. Единственную подругу, с которой поддерживала связь два последних года. Все остальные думали, что наша семья уехала из города, чтобы позаботиться о маминой больной тете, и только Джори знала правду.

– Когда? – набравшись смелости, спросила я.

Выражение на лице Джори смягчилось, как только она поняла, о чем речь.

– Сегодня, Попс. Он приезжает сегодня. Джадсон и Дикон предлагают ребятам собраться вечером на поляне – поздравить его с возвращением. Все пойдут.

Вот так новость. Как ножом в сердце. А меня и не пригласили. С другой стороны, а с какой стати? Мы уехали из Блоссом-Гроув, не сказав никому ни слова, ни с кем не попрощавшись. Вернувшись в школу, я снова стала тем, кем и была всегда – без Руне рядом, – тихой скромницей, невидимкой для шумных компаний. Чудачкой, которая носит банты и играет на виолончели.

Никому, кроме Джори и Руби, не было до меня никакого дела. Никто и не заметил моего отсутствия.

– Поппи? – окликнула Джори.

Я тряхнула головой и, вернувшись в обычный мир, увидела, что коридоры уже почти пусты.

– Иди на урок, Джо.

Она шагнула ко мне:

– Ты же будешь в порядке, Попс? Мне ведь не надо за тебя волноваться?

Я невесело рассмеялась:

– Ничего. Бывало и хуже.

Чтобы не видеть в глазах подруги сочувствие и жалость, я отвернулась и побежала в класс. Урок математики только-только начинался, и мне еще удалось незамеченной проскользнуть на свое место.

Если бы кто-то спросил потом, о чем говорил учитель, я бы, наверно, не ответила. Все пятьдесят минут я думала только о нашей с Руне последней встрече. О нашем последнем объятии. О нашем последнем поцелуе. Как мы любили друг друга в ту последнюю ночь. Перед глазами снова и снова вставало его прекрасное лицо в окне автомобиля, когда его увозили из моей жизни.

Интересно, какой он сейчас? Как выглядит? Руне всегда был высоким, широкоплечим, хорошо сложенным. Но в наше время за два года любой может сильно измениться. Уж я-то знала это лучше многих.

Мысли снова уносились к нему. Раньше его глаза на ярком солнце казались кристально-голубыми, а теперь? Носит ли он все еще длинные волосы? И осталась ли у него привычка через каждые несколько минут отбрасывать их назад? Этот жест сводил с ума всех девчонок в нашей школе.

Вспоминает ли он еще обо мне, соседской девчонке? Думает ли о том, где я и что делаю? Помнит ли ту ночь? Нашу ночь. Самую восхитительную ночь в моей жизни.

А потом, словно темная туча, самый страшный вопрос. Вопрос, отзывавшийся настоящей, физической болью: целовал ли он кого-то за эти два прошедших года? Отдавал ли кому-то свои губы, навечно обещанные мне?

Или еще хуже: любил ли другую?

Пронзительный школьный звонок ворвался в мои мысли. Я поднялась из-за стола и вышла в коридор. Как хорошо, что сегодня занятий больше не будет.

Я устала и чувствовала себя не слишком хорошо. Но самое главное, болело сердце. Потому что я знала: с сегодняшнего вечера в соседнем доме будет жить Руне, с завтрашнего дня он будет в школе… а я не смогу поговорить с ним. Не смогу ни улыбнуться ему, ни дотронуться до него, как мечтала с того дня, когда перестала отвечать на его звонки.

Не смогу поцеловать его.

Я должна буду держаться в стороне.

Меня чуть не стошнило от одной только мысли, что он, может быть, и не посмотрит на меня больше. После того как я взяла и отрезала его от себя. Без всяких объяснений.

Я толкнула тяжелую дверь, вышла на улицу и вдохнула прохладный, свежий воздух. Глубоко-глубоко. И тут же почувствовала себя легче. Убрала за уши волосы. Теперь у меня была другая стрижка – короткий боб, – к которой я еще не привыкла. Мне было так жаль расставаться с длинными волосами.

Я шла домой и улыбалась – голубому небу и птичкам, порхающим над макушками деревьев. Природа всегда действовала на меня успокаивающе.

В паре сотен ярдов от школы я увидела машину Джадсона, у которой толпились старые друзья Руне. Единственной девчонкой в толпе мальчишек была Эвери. Я опустила голову и попыталась пройти мимо незамеченной, но она окликнула меня. Пришлось остановиться и повернуться. Эвери оттолкнулась от машины и шагнула ко мне. Дикон попытался удержать ее, но она отбросила его руку. Самодовольное выражение на ее лице не обещало ничего хорошего.

– Ты уже слышала? – спросила она с улыбкой на розовых губах. Красивая, ничего не скажешь. Вернувшись в город, я глазам не поверила, когда увидела ее, – надо же так похорошеть! Всегда идеальный макияж, длинные светлые волосы всегда аккуратно и стильно уложены. Любой парень хотел бы видеть такую своей девушкой, и каждая девчонка мечтала быть такой.

Я снова убрала за уши волосы – привычка, выдававшая нервозность, – и притворилась, что не понимаю, о чем речь.

– Слышала что?

– Насчет Руне. Он возвращается в Блоссом-Гроув.

Ее голубые глаза светились радостью. Я отвела взгляд и, приказав себе сохранять спокойствие, покачала головой.

– Нет, не слышала. Сама лишь недавно вернулась.

Краем глаза я заметила идущую к машине Руби, подружку Дикона, и Джори. Увидев нас с Эвери, они прибавили шагу. За это я и любила обеих. О том, где я была последние два года и почему уехала, знала только Джори. Но когда я вернулась, Руби встретила меня так, словно мы и не расставались. Вот что значит настоящие подруги.

– Ну, что у нас тут? – как бы невзначай, но достаточно резко, чтобы дать понять, что в обиду меня не даст, спросила Джори.

– Да вот, интересуюсь у Поппи, знает ли она, что Руне возвращается в Блоссом-Гроув, – с издевкой сказала Эвери.

Руби с любопытством посмотрела на меня.

– В первый раз слышу, – объяснила я. Руби грустно улыбнулась.

Подошедший Дикон обнял свою подружку за плечи и кивнул мне.

– Привет, Попс.

– Привет.

Он повернулся к Эвери:

– Эв, Руне не разговаривал с Поппи два года. Я же тебе говорил. Она ничего о нем не знает. Откуда ей знать, что он приезжает. И с какой стати ему об этом ей сообщать?

Слушая Дикона, я понимала, что у него и мысли нет как-то меня обидеть. Но все равно его слова били в самое сердце. И теперь я знала, что Руне не спрашивал его обо мне. Конечно, все это время они общались. И, конечно, если он ни разу обо мне не упомянул, я не значила для него ничего.