Пат Бут - Сестры

– Как случилось, что вам понадобилось в Палм-Спрингс?

– Здесь нужно ждать другой самолет целых два часа, а я сыта по горло всеми этими погрузками и выгрузками вещей. Просто я хочу попасть туда, вот и все.

– Вы совершенно правы, мэм. Вы знаете, куда вам надо, мэм, а уж я постараюсь вас туда доставить. – Он улыбнулся своей самой обворожительной улыбкой, распахивая перед ней переднюю дверцу. Он не собирался провести два часа, сворачивая себе шею или любуясь этой красоткой в зеркало. – Шестьдесят баксов устроит? «Или за цену горючего, если вам не хватает на хлеб», – пронеслось у него в голове.

– Отлично, – Джейн закинула свои длинные руки за голову и зевнула.

– Только что прилетела из Лондона?

– Угу.

– Ты там актриса или модель?

– Нет. С чего ты взял? – Из ее горла послышался чарующий, заразительный, какой-то заговорщический смех. Она повернула голову и взглянула на него, пока он выводил такси на шоссе.

– Уж больно ты смахиваешь на актрису или модель.

– Эй, в этом городе все такие мастера на комплименты или только ты?

Питер рассмеялся. Разумеется, все. Это стиль Лос-Анджелеса. В восторге от вашего тела. Очарован вашим умом. Восхищаюсь душой. Вы похудели. Вы теперь в чудесной форме. И где это вы так загорели? Теперь никто не говорил прямо о сексе, эти времена прошли, и любовные игры начинались со словесной прелюдии.

– В этом городе каждая девушка либо актриса, либо модель.

Это тоже было правдой.

– Мой отец был актером.

– Ух ты. И как его зовут?

– Звали. Он умер, когда я была совсем маленькая. Его звали Ричард Беннет, он был неподражаем в пьесах Шекспира, – знаешь, как Оливье или Ричард Бартон. Но он выступал только на сцене. Он никогда не связывался с Голливудом, чтобы стать кинозвездой. – Казалось, гордость в ее голосе смешивались с долей сожаления.

– Неплохо. Похоже, интересный был парень.

– Я его едва помню. Так, какие-то обрывки воспоминаний, как он качал меня на коленях, да безумную скуку в бесконечных театрах.

Джейн приподнялась на потертом сиденье. В джинсах ей было жарко, тесно, влажно. Ей очень хотелось под душ.

– А кондиционер работает?

– Еле-еле. Надо бы им заняться. – Питер Партон почувствовал укол совести. Ему на самом деле следовало предупредить ее раньше. В пустыне жара становится убийственной. Он украдкой взглянул на нее искоса, и ему опять почудилось, что от ее вида у него замирает дыхание. Она расположилась на переднем сиденье, как раскладывают драгоценную материю – одна нога поджата, другая вытянута, локоть покоится на изношенном пластиковом подголовке, а длинные, изящные пальцы поддерживают голову, повернутую к нему в профиль. Крошечные капельки пота выступали у нее над чувственной верхней губой, а под мышкой расплылось темное влажное пятно. В своей жизни не видел Питер Партон ничего прекраснее.

– А что привело тебя в Америку? – Он старался сосредоточиться на дороге и задавать вопросы самым безразличным голосом, но в голове у него проносился целый вихрь мыслей.

– В Палм-Спрингс у меня живет сестра. Я еду к ней.

– Ты хочешь сказать, что в мире есть еще кто-то похожий на тебя?

– Послушай, мистер таксист, я даже не знаю твоего имени, а ты то и дело заставляешь меня краснеть. – Джейн со смехом и с шутливой церемонностью протянула ему руку. – Я Джейн Беннет.

Он с благодарностью пожал ей руку.

– Питер Партон.

– А теперь отвечаю на твой вопрос. Нет, моя сестра совсем на меня не похожа. Да ты наверняка видел ее фотографии. Она писательница, Джули Беннет.

– Та самая Джули Беннет? Автор бестселлеров? Конечно, я ее видел. Так вот кто твоя сестра ? – Питер Партон слишком долго жил в Лос-Анджелесе, чтобы чья-то слава могла смутить его. Но Джули Беннет была крупной звездой – настолько, насколько это было возможно за пределами кинобизнеса. Девушка из мечты, спустившаяся с небес, чтобы проехать в его машине, приобретала иные масштабы. Воплощенный ангел, с душой святой, она к тому же принадлежала к миру звезд . Это было хорошо и плохо. От этого она становилась еще интереснее, если такое было возможно, но и куда менее достижимой.

– Да так и есть. Она крупная фигура в Англии, а здесь просто громадная.

Она произнесла это с какой-то снисходительностью, даже с неодобрением, и это подсказало Питеру Партону, что его шутка пройдет безнаказанной:

– И не только в переносном смысле. – Интуиция его не подвела. Джейн расхохоталась, откинув голову и рассыпаясь серебряными колокольчиками.

– Это моя больная мозоль, как сказали бы у нас в Лондоне. Но она правда, как бы сказать, выглядит, ну… чудовищно громадной. – И она вновь разразилась смехом.

– А какая она? Я как-то прочел ее книжку, но мало что помню, только, что стоила она недешево. Но я люблю эти выпуски.

Джейн на секунду задумалась. Какая она, Джули? На сторонний взгляд, Джейн должна была знать ее изнутри. Поскольку «Пипл» и «Ас» берут интервью почти исключительно у нее, Джейн неплохо усвоила взгляды Джули на секс перед свадьбой, внебрачный секс, старческий секс и даже на «безопасный» секс, что для Джейн всегда казалось хуже, чем отсутствие всякого секса. Она знала, что Джули думает о славе, о богатстве и государственном устройстве; о католичестве, совести и евангельском консерватизме; о счастье, об аэробике и смысле жизни. О ее доме она тоже знала все. «Архитектурный дайджест» описывал его из месяца в месяц, так что «Дом и сад» не поспевал за ним. Джейн знала об эротической отделке кофейных столиков работы Роберта Мэплторпа, о стилизованных под древних идолов скульптурах Роберта Грэхема, окружавших шестидесятифутовый, неправильной формы бассейн, и о неистовой живописи Роберта Раушенберга на терракотовых стенах с лепниной в гостиной.

Много писалось о ее «друзьях» – предмет, весьма любезный сердцу английской прессы, которая больше всего на свете любит перемывать косточки. Журналы посмелее звали этих «друзей» «игрушечными мальчиками». Их лица – юные, дерзкие, невероятно красивые, всегда разные и все же бесконечно одинаковые – с таким выражением взирали с глянцевых страниц, как будто они могут съесть сколько угодно мороженого, и у них не заболит горло или желудок, как будто они пьют всю ночь, а наутро свежи и бодры, как будто они философствуют, не заботясь о том, было ли это написано или высказано раньше.

– Нет, не могу сказать, чтобы я хорошо ее знала, – ответила Джейн. – Если бы ты просмотрел все фотографии в светской хронике, ты бы знал ее не хуже меня.

– Как же так вышло?

– Ах, да разве можно хорошо знать другого человека? – В ее голосе прозвучало легкое раздражение. Причина его была ясна. Настырная и беспардонная американская любознательность натолкнулась на неумолимую британскую скрытность. Несомненно, эта очаровательная томная кошечка может царапаться, а не только мурлыкать.