Вера и Марина Воробей - Боря + Лена = Л…

– Да.

– Красивая у тебя мама, – каким-то особенным голосом сказал Борька и вернул фотографию на место. – Ты на нее похожа.

– Все так говорят. Ну чем займемся?

Борька виновато улыбнулся:

– Ты не сердишься, что я вот так понахалке приперся?

– Теперь уже не сержусь. Ты, кажется, ба понравился.

– Так я же обаятельный! Ты присмотрись ко мне. – Он повернулся в профиль, чуть приподнял пальцем кончик своего носа и скосил глаза на нее. – Ну как? – Ленка не выдержала и расхохоталась. – А где у тебя плеер?

Ее смех мгновенно оборвался.

– Зачем он тебе?

– Хотел, чтобы ты песню одну послушала прямо сейчас.

– Он… он у Наташи. Это моя подружка. Она тоже на «горбушке» какой-то новый диск прикупила, в общем, я дала ей свой плеер на вечер, – вдохновенно врала Ленка, понимая, что иного пути нет.

– Как же она без плеера обходится?

«Тебе такое и представить трудно», – усмехнулась про себя Лена и, вспомнив, что Наталья ей недавно хвасталась, сказала:

– У нее старый сломался. Ей мама новый обещала купить, какой-то МП-3 с флешкой.

– Зашибись! – уважительно отозвался Борька.

А спустя полчаса к ним заглянула ба.

– Идите руки мыть. Обедать будем.

Она не спрашивала: хочет Боря обедать у них или нет, она просто ставила их перед фактом, но Боря, кстати, не собирался возражать. Он с удовольствием вымыл руки и сел за стол, когда его пригласили.

– У нас все по-простому, Боря, без всяких там дипломатических церемоний, – предупредила ба, наливая вчерашние щи в его тарелку. – Что есть на столе, то и ешь. Это вот щи. Вчера варила, а щи, Боря, на второй день всегда вкуснее, чем в первый.

Борька склонил голову над тарелкой, повел носом:

– Божественно пахнет.

– Что запах, ты вкус оцени.

Он схватил ломоть черного хлеба, и рука с ложкой замерла над тарелкой.

– А сметанки нет? – Он оглядел стол, на котором были хлеб, любимая селедка ба, сыр и вареная колбаса и еще салат с крабовыми палочками (это ба постаралась по случаю гостя).

– Нет. Купить забыли! – отрезала Ленка.

Борька смутился, скулы его порозовели.

Он зачерпнул щи, проглотил, а потом его ложка замелькала с такой скоростью, что у Ленки сложилось впечатление, что парня дома не кормят. По крайней мере горячим.

– Добавки хочешь? – спросила ба, улыбаясь. Ей всегда нравилось, когда у мужчин здоровый аппетит. – Давай еще половничек подолью.

– Нет, спасибо. Очень вкусно. Я таких щей никогда в жизни не ел, – счастливо вздохнул Борька, поглаживая себя по животу.

– Погоди! Ты еще моего пирога с рыбой не пробовал, – пообещала ба.

Тут Ленка окончательно поняла, что Борька каким-то непостижимым образом протоптал дорожку к бабушкиному сердцу. Один Бог ведает, как ему это удалось за такое короткое время.

Потом они пили чай с шоколадным зефиром, который ба где-то припрятывала для случая. А уже после чая Лена вышла проводить Борьку.

– Вот видишь, ничего страшного не случилось. – Борька чувствовал себя героем. – И бабушка у тебя нормальный чел! Чего ты так боялась?

– Ну да. Пришел, увидел, победил! Смотри не возгордись! – предупредила Лена.

– Лен, а давай завтра в кино пойдем? На «Матрицу-2»?

– А на какой сеанс?

– В семь. На «Баррикадную». Я билеты куплю. В шесть за тобой зайду. А?

– Хорошо, – улыбнулась Ленка.

– Тогда до завтра. – Борька пошел по тротуару, развернулся. – Я сегодня перед сном тебе позвоню. Можно?

– Что-то не припомню, чтобы ты вчера разрешение спрашивал, – шутливо ответила ему Лена.

– Виноват. Исправлюсь. Уже исправляюсь. – Борька приложил к груди руки в кожаных перчатках. Он шел, пятясь задом, как рак. – Так можно?

– Упадешь, дурачок!

– Можно? – не отступал он.

– Можно. Звони, только не позже половины одиннадцатого! – Лена махнула ему рукой на прощанье.

На ней были красивые варежки с рисунком. Их связала Ира Дмитриева в благодарность за то, что Лена к Новому году сшила ей платье для школьного бала.

Людмила Романовна Шустова тревожно прислушалась: поет!

Нет! Это надо же?! Ее сын поет! Голосит на всю ванную под шум льющейся воды: «Куда ты денешься, куда ты денешься, когда согреешься в моих руках, сперва забудешься, потом заблудишься, потом окажешься на облаках…»

Ни много, ни мало! Согреешься, заблудишься…

Людмила Романовна, редко утрачивающая контроль над ситуацией и собственными эмоциями, неожиданно растерялась. И есть отчего! Сын, кажется, серьезно влюбился! Когда это происходит в первый раз, для матери это всегда событие и всегда неожиданное. А тут все признаки налицо – поет о любви, стал по утрам душ принимать, зубы два раза чистит – утром и перед сном (она щетку проверяла – мокрая). Мало этого, одеколоном поливается, кстати, нужно напомнить, чтобы потреблял, но не злоупотреблял, и, главное, рубашки и носки меняет каждый день, ясно, что хочет понравиться какой-то девочке. Вопрос: какой? С этим нужно разобраться.

Единственное, что Людмила Романовна Шустова любила в этой жизни больше, чем саму обеспеченную жизнь, был ее сын Боря. Ради его благополучия она готова была на все. Муж не раз говорил ей, что этой бездумной (именно бездумной, а не безумной) любовью она губит сына, что детей нужно воспитывать, а не взращивать, как цветы на даче. Но Людмила Романовна только отмахивалась. Для нее не существовало авторитетных мнений в вопросах воспитания. Материнское сердце – вот главный критерий, когда речь заходит о детях.

Но тут ее размышления и тревоги по поводу влюбленности сына прервал звонок в дверь.

«Кого это ни свет ни заря несет?» – раздраженно подумала мадам Шустова и пошла открывать.

Действительно, визитер выбрал не слишком удачное время, стрелки часов едва перевалили за десять, но, видимо, тот, кто решился побеспокоить людей в столь ранний час в воскресное утро, испытывал в этом острую необходимость.

– Юрочка, проходи, – расцвела в улыбке Людмила Романовна.

Она всем материнским сердцем одобряла дружбу сына и Юры Метелкина. Семья у него была положительная во всех смыслах. Отец возглавляет филиал банка «Северные россыпи», намек на алмазы Якутии, а мама трудилась переводчицей в совместной японско-российской фирме. В общем, их уровень.

– Здрасте, Людмила Романовна. – Юра поздоровался громко и, как показалось мадам Шустовой, был излишне возбужден.

– Что-то случилось, Юрик?

– Нет, мне Борька нужен. Он дома?

– Дома. А где же еще ему быть в десять часов. Он в ванной. Я ему сейчас скажу, что ты пришел. Проходи.

Пока мадам Шустова говорила, Юра повесил куртку и пошел в комнату к Борьке.

Людмила Романовна проследила за ним взглядом и, подойдя к двери в ванную, стукнула в нее костяшкой пальца:

– Боря, к тебе Юра пришел. – Она приложила ухо к двери: – Ты слышишь?