Вера и Марина Воробей - Маэстро, музыку!

В третий раз Черепашка перематывала кассету на начало этой песни, которая называлась «Бархатная пыль», и каждый раз она находила в ней что-то новое. Причудливые сочетания слов поворачивались вдруг скрытой ранее гранью, будто алмаз, отражающий свет. Песня казалась Люсе удивительно, до слез печальной. И когда дверь в комнату медленно приоткрылась, глаза ее были на мокром месте.

– Привет, извини, если помешала… Это ты к передаче готовишься? – спросила Елена Юрьевна.

– Угу, – соврала Люся и принялась тереть глаза.

– Забавная вещица, – наклонила голову набок мама. – Это «Каста»?

– «Каста», – кивнула Люся и неожиданно для самой себя улыбнулась.

Конечно, Елена Юрьевна помнила об их вчерашней размолвке, но, увидев радостную улыбку на лице дочери, сразу же забыла все обиды.

– Пойдем на кухню. – Черепашка вскочила с дивана. – Мам, мне с тобой нужно поговорить… Это для меня очень важно…

– Да объясни ты толком, что случилось? – Елена Юрьевна пристально вглядывалась в лицо дочери.

Они сидели за столом, друг напротив друга. Люся не знала, с чего начать разговор. То ли рассказать вначале о предложении Влади, то ли о своих чувствах к нему…

– В общем, мам… – Она набрала полные легкие воздуха, а затем с шумом выдохнула. – Помнишь, я рассказывала тебе о Влади?

– Я так и знала, что ты чего-то недоговариваешь! – Елена Юрьевна слегка ударила пальцами по столу.

– Ну не перебивай, пожалуйста, – попросила Люся. – Так вот, тогда мы на самом деле не попали на концерт.

– Как это? – Елена Юрьевна испуганно посмотрела на дочь. – А куда же вы попали?

– Мы попали на Чистые пруды. Просто в клубе этом, «Китайский летчик Джао-Да», знаешь такой? Он на «Китай-городе» находится?

Елена Юрьевна рассеянно кивнула. Взгляд ее по-прежнему оставался напряженным.

– Короче, там и звук был плохой, и играть никому не хотелось… – продолжала рассказывать Черепашка. – Ну не в этом дело… Мы с Влади, короче, пошли гулять. Мама, понимаешь, он так похож на меня! – Люся просияла счастливой улыбкой.

– Так… Ну теперь мне все ясно! – Елена Юрьевна всплеснула руками.

– Да ничего не ясно… – Черепашка обиженно отвернулась. – Это еще не все.

– Ну, хорошо, рассказывай дальше, если это еще не все, – вздохнула мама, видимо готовясь услышать что-то из ряда вон выходящее.

– В общем, Влади предложил мне поехать с ним в Ростов, – выпалила Люся и в напряженном ожидании уставилась на маму.

– Да?! – Елена Юрьевна резко встала с табуретки. – С какой это стати, интересно?

– Ну на пару дней всего, мам! – заканючила вдруг Люся. – Жить у его мамы будем… Так что ты не волнуйся… Мамочка, миленькая, хорошенькая, добренькая, отпусти меня, пожалуйста, в Ростов!

– Да ты что, совсем с ума сошла?! – Елена Юрьевна повысила голос. – Никуда ты не поедешь! И речи об этом быть не может!

– Ну это же ненадолго, мамулечка! На два дня всего! – снова начала Черепашка, но мама тут же ее перебила:

– Неизвестно с кем, неизвестно куда! Короче, разговор окончен.

– Ну а как же, если бы я в командировку поехала? – робко возразила Люся.

– Во-первых, люди, с которыми ты ездишь в командировку, – взрослые, во-вторых, я их знаю, в-третьих, тебе оплачивается гостиница, и я точно знаю, где ты, с кем ты и когда приедешь…

– Но ты и сейчас будешь знать, где я, с кем я и когда я приеду… А что касается Влади, то он взрослый…

– Вот именно, взрослый! – Елена Юрьевна невесело усмехнулась. – Даже, я бы сказала, слишком взрослый.

Люся не стала больше уговаривать маму, а молча встала и пошла к себе в комнату. Она упала на постель и тут же неожиданно для самой себя расплакалась. Люся плакала тихо-тихо, сдерживая всхлипы, так, чтобы не услышала мама. Но Елена Юрьевна, конечно, чувствовала, как больно ее дочери. В глубине души она понимала, что сказала все слишком резко и неправильно, грубо. Ей самой было невыносимо больно и плохо. Ругая себя последними словами, она пошла в комнату дочери.

– Люсенька, – присела на краешек кровати мама. – Ну ведь ты же сама понимаешь, что…

– Я все понимаю, – сказала Черепашка дрожащим от слез голосом.

– Ну подумай… Вот стань на мое место… Люсенька… – Елена Юрьевна гладила дочь по голове. – Ну посмотри на меня! – Она старалась заглянуть Люсе в глаза. – Ну и потом, у тебя ведь съемки, школа…

– Я все понимаю, – повторила Черепашка.

Повисла тяжелая пауза. Елена Юрьевна о чем-то напряженно думала, а Люся повернулась на спину и закрыла глаза. По щекам ее катились слезы. Они затекали в уши, щекотали их, но Черепашка лежала с закрытыми глазами, безжизненно вытянув обе руки вдоль туловища. В такой позе она показалась Елене Юрьевне настолько беззащитной и жалкой, что она вдруг неожиданно для самой себя спросила: