Наталия Рощина - Плач палача

– Здравствуйте, Евгений Павлович, – поравнявшись, сказала Аля.

– Здравствуй. Зайди ко мне по свободе, – в его голосе было что-то, насторожившее ее.

– Я и сейчас могу.

– Тогда пойдем.

Она едва поспевала за Завьяловым. Он шел быстро, широким шагом, ничуть не беспокоясь о том, что она почти бежит следом за ним. Евгений Павлович открыл дверь в комнату, стены которой были из толстого стекла, позволяющего мастеру видеть все происходящее в цехе. Сначала он хотел пропустить Алю вперед, но в какой-то момент передумал, замешкался, шагнул через порог первым. Не оборачиваясь, он прошел к своему столу, сел и жестом предложил Але занять место напротив. Скрестив руки на груди, он сурово посмотрел ей в глаза. Аля сжалась, не представляя, о чем будет разговор. Несколько секунд, прошедших в молчании, показались ей вечностью.

– Ты что же себе позволяешь, Орлова, – начал Завьялов, отмахиваясь от ее недоуменного взгляда. – Ты мне зачем такую каверзу делаешь? Вот точно говорят, что добрые дела не остаются без наказания.

– О чем вы говорите, Евгений Павлович?

– О чем? О том, что по всему цеху только и разговоров, что о нашем романе. Подробности опускаю.

– Что?!

– Убедительно выглядишь, молодец. Актриса ты хорошая, милая. Только зачем же добрые дела во зло обращать? С какой подружкой решила посекретничать? Желания твои скромны – это я слышал уже! Лицемерие! Мне сорок пять. Неужели ты нашла в наших беседах что-то, что дало тебе право… – Завьялов резко замолчал, потому что Аля вдруг закрыла лицо руками и плечи ее мелко задрожали. Растерявшись, он бросил взгляд в цех – казалось, все заняты работой и никому нет дела до того, что происходит здесь. Он заерзал на стуле, подавшись всем телом вперед, произнес уже более мягко: – Перестань. Не надо слез. Зайдет кто, что подумает?

– Глупо, как глупо, – прошептала Аля, поднимаясь и вытирая мокрое от слез лицо. Она повернулась и направилась к выходу. Не оборачиваясь, бросила: – Мне не в чем оправдываться. Я сегодня же подам заявление об уходе. Ваша репутация останется незапятнанной романом с такой серой, невзрачной девицей, как я.

– Ты не то говоришь.

– А вы?

– Девчонка, не смей обвинять меня ни в чем!

– Может, я и виновата. Был момент, когда мне показалось, что вы – особенный. Теперь это уже не имеет значения. Тем более, что мне еще несколько месяцев назад предложили работу в аналитической лаборатории. Это ближе к профилю моей учебы, но я все не хотела уходить с привычного места. Почти пять лет – не шутка. Я задержалась здесь, рядом с вами.

– Если ты сейчас уволишься, это только подтвердит слухи.

– Они для того и существуют, чтобы их подтверждать или опровергать. Решайте эту проблему с высоты своих сорока пяти лет, – дрожащим голосом произнесла Аля и вышла из кабинета.

Через две недели она уже работала лаборантом в аналитической лаборатории углехимического института Саринска. Аля старалась не вспоминать о Завьялове. Она поначалу ужасно обиделась на него и назвала трусом. Потом поостыла, рассудив, что в самом деле доставила человеку немало неприятных минут. Он ни слухом ни духом не догадывался о романтике, хозяйничавшей в ее голове, а она – разгулялась не на шутку. Не нужно было задавать вопросы о Завьялове – девчонки все извратили. Их фантазия сделала реальностью то, о чем Аля не смела мечтать. Она сказала себе, что ее вина слишком ничтожна, чтобы долго рассуждать о случившемся. Аля выбросила из головы все, связанное с периодом ее работы на фабрике. Нужно было жить дальше, надеяться снова не на кого.

Алевтине было не привыкать к такому положению вещей. Она не ожидала, что так скоро свыкнется с одиночеством. Она снова становилась единовластной хозяйкой своей судьбы. Другая бы впала в отчаяние, плакала от жалости к себе, но не Аля. Девушка была достаточно сильной, чтобы переносить все тяготы с улыбкой на лице. Ей удивительным образом удавалось приводить себя в нужное состояние, находить причины, по которым нельзя хандрить. А средством от депрессии у Алевтины была работа. Она окуналась в нее, начисто забывая обо всем, что огорчало ее минуту назад. Сначала это был скромный ремонт в квартире. Девушка не чувствовала себя здесь чужой – ее приняли эти старые стены сразу и безоговорочно. Как ей было уютно и спокойно проводить в молчании вечера! Кто говорит, что они долгие? Ей не было времени скучать, грустить – занятия, работа, любимые книги. Алевтина не замечала быстро бегущего времени, оставшись в душе маленькой девочкой, не знающей любви и заботы. Она снова стала затворницей, твердо решив не впускать в свое сердце никого. Ей это не нужно. Единственное желание – душевный покой.

Размеренная жизнь без приключений и неожиданностей не надоедала Алевтине. Она четко жила по собственному графику. Период вживания в новую работу и атмосферу нового коллектива прошел безболезненно. Поначалу все было в новинку: белые халаты, молоко за вредность, задания, которые приходилось выполнять. Одно было ясно – эта работа была ближе к тому, что приходилось учить в техникуме. Практика помогала легко выполнять контрольные. Аля заметила, что стала получать высокие оценки, при этом не проводя за учебниками больше времени. Длинные формулы больше не казались чем-то недостижимым для обычного ума. Своим большим круглым почерком Аля выводила уравнения реакций, с каждым днем все больше понимая, что ей удалось постигнуть то, что, казалось, было за пределами ее способностей.

Новый, в основном женский, коллектив с первых дней тепло принял свою молодую сотрудницу. Хотя Аля чувствовала, что к ней присматриваются. Кажется, она не давала повода быть недовольной собой. Она с удовольствием принимала участие во всем, что требовало ее вклада: рисовала газеты к праздникам, дням рождения; успевала выстоять в очереди за молоком для всей лаборатории и, невероятно довольная собой, ходила по комнатам, раздавая бутылки. Ей не нужно было напоминать, что в понедельник с утра надо идти в прачечную сдавать грязные халаты и забирать выстиранные. Она носилась по этажам, осваивая новые установки, радуясь возможности узнать что-то еще.

В комнате, где Аля работала, появилось много цветов. Сочные бальзамины свисали с высоких полок, радуя глаз яркими соцветиями, зеленью, на окнах устроились мохнатые фиалки, на стенах – темно-зеленые лианы. Аля приходила в лабораторию первой и, переодевшись, сразу занималась ими – ее молчаливыми друзьями.

– У тебя легкая рука, – говорили сотрудницы.

– И золотое сердце, – добавляла Людмила Семеновна – старейший работник лаборатории, особенно тепло относившаяся к Але.

Она очень нуждалась в этих похвалах, хотя всегда делала вид, что это – лишнее.