Белва Плейн - Благословение

Он позвонит в офис, узнает, что она заболела, и тогда…

Она размышляла над этим, когда раздался звонок в дверь. Она пошла открывать.

Ширли скользнула взглядом по Дженни.

– Уже лучше, да?

– Немного. Я спала почти двадцать четыре часа. Наверное, грипп или что-то еще.

– Хорошо. Очень удачно, что твой друг был здесь. Он сказал, что ты очень слаба.

– Да, мне было плохо.

– Ладно. Я загляну к тебе днем. Я, наверное, вернусь домой пораньше. Так что, если что-то тебе понадобится, ты знаешь, где меня найти.

– Большое спасибо, Ширли, но я в порядке. Правда, все хорошо.

Когда Ширли ушла, Дженни налила вторую чашечку кофе и снова села. Многие вещи на крошечной кухоньке лежали не на своих местах. Черный лакированный поднос – на верхней полке, а не внизу. Он смотрелся лучше на верхней полке рядом с черной лакированной коробочкой с китайским чаем. Питер сделал это; он замечал такие вещи. Он был очень дотошным, и ему было свойственно стремление к совершенству; он, кроме всего прочего, родился в доме с высокими белыми колоннами. Дом, где Дженни оказалась нежеланной! И она родила внучку для них! Она опустила голову на руки, и, хотя несколько минут назад она дрожала от холода, сейчас ей стало жарко от прилившей к лицу крови.

И все же Питер был так добр к ней! И Ширли тоже. Они хотели помочь. И она должна быть благодарна. И она была благодарна. Но единственным, кто мог действительно помочь, был Джей.

Утро прошло незаметно.

Днем она вдруг с содроганием вспомнила, что, уйдя в себя, она совершенно забыла о Джордже Кромвелле. Добрый и простодушный старик лежал в своем новом гробу в мерзлой земле. Щеки вспыхнули у нее от чувства вины. Она должна, по крайней мере, послать цветы его вдове. Затем вскоре навестить ее. В своем отчаянии она почти забыла о другой женщине, и сейчас она размышляла, пытаясь сопоставить боль той женщины со своей собственной болью. Но нельзя было и сравнивать, это было несопоставимо.

Я схожу сейчас за цветами, подумала она. Это займет всего несколько минут, и если Джей придет и увидит, что меня нет, то он подождет.

Он не придет.

Когда она открыла дверь на улицу, то с ужасом увидела, что к дому подходит Питер. Это было слишком!

У нее не было никакой необходимости видеть его или вести задушевные разговоры о них самих или о Джилл.

– Итак, ты уже выходишь! – воскликнул он. – Ну, ты выглядишь гораздо лучше, чем вчера. Как ты себя чувствуешь?

– Прекрасно, как видишь.

Он пристально взглянул на нее.

– Я не знаю, как насчет «прекрасно», но значительно лучше. Ты куда-то направляешься?

– Только в цветочный магазин на проспекте.

– Не возражаешь, если я пройдусь с тобой?

– Нет. – И она добавила: – Я сказала, что чувствую себя прекрасно, но на самом деле очень устала. Так что извини меня, если я буду не очень разговорчивой.

Он ничего не ответил. В это время дня на улице было мало прохожих, поэтому резкий, быстрый стук каблучков Дженни звучал очень четко и громко, и молчание Питера казалось еще более тяжелым и мрачным. Ее охватило странное чувство, словно она уже долгое время находилась где-то далеко отсюда.

У какой-то витрины рядом с цветочным магазином она остановилась, как бы собираясь с силами, а сама смотрела, как мальчик выкладывал пирамиду из флакончиков с духами «Нюи де Ноэль», «Калеш», «Шалимар». «Шалимар» имели сладкий запах, как розы, сахар и ваниль. Сладкая карамелька, всегда говорил Джей, целуя ее в шею. Отвернувшись от витрины, она ничего не видела сквозь слезы и обязательно столкнулась бы с проходившим мужчиной, если бы Питер не удержал ее за руку.

В цветочном магазине она заказала отправить розы Марте Кромвелл и снова вышла на улицу, ставшую шумной и равнодушной.

Питер нарушил молчание.

– Можно спросить у тебя только одну вещь? Я не хочу надоедать тебе, Дженни, но ты говорила с ним?

133

– Нет.

Он вздрогнул.

– Господи, это моя вина.

– Это все равно бы кончилось таким образом при таких обстоятельствах.

– Джилл, ты ее имеешь в виду. Это все из-за нее, говорит она.

– О, Питер, я ничего не говорю. Ради Бога, не заставляй меня ни о чем думать. Я не хочу ни о чем думать.

– Смешно, именно это сказала о себе вчера Джилл.

– Ты видел ее опять?

– Да, я должен был побывать в Колумбийском университете, я говорил тебе. Так что мы завтракали вместе. Я рассказал ей о тебе, в общем, рассказал ей все. Ты не возражаешь?

– Если и возражала бы, то уже слишком поздно, не так ли? Так что, не возражаю.

– Она плакала, Дженни. Она считает, что очень давила на тебя. Она не была бы такой настойчивой, если бы знала все.

– Она не хотела этого. Скажи ей, что я понимаю ее. Я не хочу, чтобы она чувствовала себя виноватой из-за меня.

– Было бы лучше, если бы ты сказала все это ей сама, Дженни.

Дженни всплеснула руками.

– Разве ты не знаешь, что мы с ней как по кругу ходим, все повторяется опять и опять. Это ни к чему не приведет.

– Ты не должна себя так настраивать. Разве не стоит снова попытаться?

Извинения, объяснения, и, возможно, опять слезы, подумала она и повторила:

– Это ни к чему не приведет.

– Я не пытаюсь ни к чему принудить тебя. Но она такая молодая. Ее детство закончилось только вчера. Пожалуйста, подумай об этом.

Дженни вздохнула.

– Хорошо. Я думаю. И это то, что я думаю.

– Подумай об этом еще, пожалуйста.

Его голос был мягким. Он успокаивал ее, и она знала это. И он, наверное, был прав. Нет, он определенно был прав. «Детство Джилл… что я знаю об этом? Но я знаю, как больно, когда тебя не понимают. Как Джей меня или как я Джилл. Все перепуталось, сплелось в какой-то узел.

Но я не могу развязать его сейчас. Не могу».

И, наклонив голову против ветра, она поспешила домой. На полпути домой она остановилась и протянула руку.

– Питер, я хочу попрощаться здесь.

– Ты не хочешь, чтобы я зашел к тебе домой? Хорошо, Дженни. Я понимаю. Но ты сделаешь для меня кое-что? Может, ты подумаешь хорошенько, как поговорить с Джилл?

– Я постараюсь, Питер.

Она открыла ключом дверь, когда распахнулась дверь квартиры Ширли.

– Где ты была? Я уж думала, что ты никогда не придешь.

– Что ты имеешь в виду? Меня не было около получаса. Минут сорок пять, может быть.

– Джей был здесь.

У Дженни сердце замерло.

– Ну? Ты разговаривала с ним?

– Он позвонил ко мне, когда у тебя никто не открыл. Я сказала ему, что видела, как ты шла по улице – я тогда только что вошла – со своим другом, тем доктором из Чикаго.

– Ты так сказала ему?

– Конечно. А не нужно было?

Как странно, сердце может замирать в то время, как голос остается твердым!

– Что он сказал?

– Ничего. Только поблагодарил меня и ушел. Он такой джентльмен! О, я сказала ему, что ты почувствовала себя лучше этим утром и что твой друг-доктор, должно быть, разрешил тебе выходить на улицу.