Клаудиа Кроуфорд - Тайны семейного альбома

Но чем ближе она подходила к Уолл-стрит, тем глупее себя чувствовала. Особенно после того, как группа элегантно одетых мужчин и женщин вышли из автомобилей, оттеснив ее в сторону.

Рейчел попыталась вернуть прежнее настроение.

Если она улыбнется и кивнет, мужчина, конечно же, спросит, где они познакомились? Тогда она извинится и скажет, что ошиблась. Но тут мужчина постарается сделать все, чтобы их так неожиданно начавшийся разговор не оборвался и…

Нет, не так. Вообще все идет не так. И, конечно, никто не спросит ее, как это случалось в книгах, которые она читала про всякие любовные похождения: «Не грустно ли вам одной?» Ни одна старая семейная пара при виде ее не воскликнет: «Ах, как вы похожи на нашу безвременно погибшую дочь!»– и не воспылает желанием немедленно познакомить со своим единственным сыном, который только что сдал экзамены на бакалавра.

Она все больше и больше чувствовала себя глупой белой вороной. Выходной костюм уже не казался таким элегантным. Наверное, все замечают, что она сшила его собственными руками. Слезы навернулись ей на глаза. А чего она ожидала? Ничем не примечательная девушка. Люди проходят мимо нее, не обращая внимания. Они просто-напросто не видят ее.

А что, если попробовать иначе?

– Извините, не здесь ли Дуглас Фэрбенкс собирается продавать акции? – Она выбрала вполне респектабельную женщину, хотя и не очень хорошо одетую, которая шла одна и могла бы составить ей компанию.

– Да, – ответила женщина и повернулась к ней спиной.

Обиженная и оскорбленная, Рейчел решила, что ей незачем задерживаться здесь, среди этих смеющихся, довольных жизнью людей. У нее даже закружилась голова от собственного бессилия. Скорее домой, чтобы выплакаться на груди Бекки!

Она попробовала пробиться назад, но улицу до отказа запрудила толпа. Идти против течения было трудно. Она выбилась из сил, пока пыталась хоть немного продвинуться к Бродвею. Ей необходимо было выбраться из толпы, вдохнуть глоток свежего воздуха, чтобы прийти в себя.

– Пожалуйста! Мне плохо… – проговорила она.

Но все бесполезно. Ее никто не слышал.

Внезапно толпа дрогнула, заволновалась. Из тысячи глоток вырвался крик – это Дуглас Фэрбенкс пронесся на своем знаменитом лимузине и одним махом вскочил на сколоченную для этого случая платформу возле статуи Джорджа Вашингтона. Она невольно отметила, каким маленьким он кажется в этой толпе.

Люди теснили и толкали ее со всех сторон. И, споткнувшись обо что-то, она почувствовала, что падает. Рейчел слышала столько рассказов о том, как погибают люди, затоптанные в толпе, что ее обуял страх.

– Пожалуйста… кто-нибудь!

Вдруг чьи-то руки подхватили ее, помогли удержаться на ногах, и молодой человек в солдатской форме произнес мягким голосом:

– Он всего лишь актер! Такой же человек, как вы и я. Не следует терять из-за этого голову.

Стоило только Рейчел обрести равновесие, как испуг сменился надменностью;

– Я не из тех, кто теряет голову.

– Очень рад. – Сквозь круглые очки было видно, что его глаза лучились смехом.

– Чтобы я потеряла голову, требуется нечто более значительное, чем Дуглас Фэрбенкс.

– Меня это радует.

– А теперь я постараюсь удержаться на ногах сама. – И Рейчел отняла свою руку.

– Я сделал то, чему учила меня мама. – Он тоже попытался отодвинуться от нее.

Но толпа все сильнее прижимала их друг к другу.

Что такое с нею творится? Почему она ведет себя как самая последняя дурочка? Хэтти объясняла, что леди не должна позволять джентльмену дотрагиваться до нее, пока они не обручились. И хотя Рейчел вместе с другими девочками хихикала над тем, что внушала им Хэтти, тем не менее принимала все сказанное к сведению.

Она одета как леди, и ей хочется, чтобы с ней обращались как с леди. Но ведь Хэтти учила, что леди обязаны быть вежливыми. И они всегда благодарят за оказанную услугу.

К тому же толпа так сдавила их, что уже не имело смысла размышлять: позволять ему дотрагиваться до себя или нет. Они были примерно одного роста. И ее лицо почти касалось его лица, когда она улыбнулась и проговорила:

– Пожалуйста, примите мои извинения. Я, кажется, проявила грубость. Мне следовало поблагодарить вас за помощь.

Его лицо прояснилось:

– В такой толпе может случиться что угодно. Постарайтесь держаться рядом со мной.

Она и так держалась рядом, более того, когда толпа наконец отхлынула, Рейчел позволила ему вести себя дальше, к Бродвею, а потом к набережной, откуда они могли смотреть на корабли, стоящие в гавани.

Его звали Сэмюэль Харрингтон. Рядовой Сэмюэль Фрэнсис Алоиз Харрингтон, доброволец, направляющийся в 69-й полк.

– «Огненный 69-й»? – переспросила она. Все знали про подвиг знаменитого полка ирландцев. Рейчел была просто ошеломлена.

– Вы, должно быть, очень храбрый.

– Мне еще не представилась возможность проверить себя. Я новобранец. И медали у меня нет. Хотя мама считает, что я ее заслужил.

Стоя рядом с ним в толпе, Рейчел не могла не заметить, как плохо сидит на нем форма. Рукава очень длинные, углы воротничка торчат вверх. Даже пуговицы пришиты неровно.

И волна сочувствия поднялась в ней, как это случалось, когда в приют поступал очередной ребенок, одетый, как правило, в поношенные вещи, подаренные опекунами из Общества благотворительности. Сейчас бы нитку с иголкой, ножницы и часок времени у старенькой зингеровской машинки, – она бы подогнала форму так, что его могли бы принять за офицера.

Но осмотрительность и благоразумие удержали Рейчел от первого порыва немедленно отвести его на улицу Форсайт.

Пожилая женщина с корзиной приблизилась к ним.

– Да это же гардении! – Он выбрал один цветок и приложил к лацкану ее жакета. – Да, именно то, что просится сюда.

Ей вдруг захотелось, чтобы Мо Швейцер увидел ее сейчас рядом с мужчиной, который обращается с ней, как с леди. Наверное, когда Мо сегодня не обнаружил ее на рабочем месте, он решил, что это из-за вчерашнего.

– Не хотите ли вы немного перекусить? – почтительно спросил ее Сэмюэль Харрингтон.

Это обращение вызвало в ней еще большее чувство восторга.

За лимонадом и кексом он рассказал все о себе. Он единственный мальчик в семье, где девять человек детей. Он вырос в доме на площади Вашингтона. Его родители и сестры перебрались за город, пока в доме идет ремонт. Прадедушка Сэмюэля покинул Ирландию во время страшного неурожая картофеля.

«Босоногим парнем без единого фартинга в кармане», – произнес Сэмюэль с нарочитым ирландским акцентом, должно быть, повторяя семейное предание.

– Его звали Фрэнсис Хавьер. Он нашел работу в карьере Бруклина и умер пятьдесят лет спустя от туберкулеза легких. Но к тому времени он успел основать литейный завод и… – Сэмюэль в замешательстве остановился. – Я никогда столько не рассказывал о себе. В самом деле! Мои сестры прозвали меня Молчуном.