Анна Литвиновы - Одноклассники smerti

Журналист нажал на «отбой» и не особо приветливо — совсем не в стиле счастливого молодого мужа — взглянул на Митрофанову.

Спору нет: Дима ради нее старается, помочь хочет. Но с какой стати волком-то смотреть?!

На глазах тут же — спасибо почти бессонной ночи и недавней контузии — выступили слезы. А Димка вместо того, чтобы обнять ее и утешить, еще и цыкнул:

— Ох, Надька, только ты тут не начинай!..

Она с трудом подавила всхлип. Устало опустилась на стул. Тщетно ждала, что гражданский муж ей хотя бы кофе предложит. Но тот даже не шевельнулся. (А слезы уже ручьем текут.)

Дима же молча дохлебал из своей бадьи и, будто не видя, что она плачет, произнес:

— Надя, ты только не волнуйся… Но порадовать мне тебя нечем. Сегодня ночью Степка погиб.

Дима

Шурум-бурум в подъезде начался в три сорок. Дима вопреки теории, что мужчины после секса вырубаются мгновенно, заснуть не мог. Лежал, машинально поглаживал теплое Надюхино плечо, вспоминал, размышлял… Ему обязательно нужно было принять решение. Хотя бы для себя самого.

Да, квартира Сладковой, где он побывал нынешним вечером, оставляла странное впечатление. Не было в ней единого стиля, не было логики. Общий бардак, зато все документы — в аккуратных папочках. Одежда, белье вперемешку, на кухне — вонь, зато досье на врагов идеально оформлено. Очень подозрительно. Кажется, в квартире Чикатило подобный дисбаланс обнаруживали. Или другого изверга, Мосгаза или Головко, — Дима точно не помнил.

Одна беда: сколько ни напрягал Полуянов память, ни одного примера, чтоб в роли маньяка выступала женщина, припомнить не мог. Бабы — они из ревности убить могут. Или из-за денег. Но пестовать месть долгие годы?.. Нанимать исполнителя , чтоб рассчитаться за школьные обиды? Экзальтированная Людмила, на своем огромном лимузине и в туфлях на безразмерных каблуках, ведет переговоры с наемным убийцей… Обрисовывает задание. Вручает аванс… Что-то с трудом верится.

Хотя, возможно, он просто не разбирается в женской психологии. Сколько вон лет Надюху за простушку-клушу считал. А та, оказывается, и машины угоняла, и человека спасла, и Степан, хотя немало годков миновало, до сих пор на нее облизывается. Может, и Людмила — совсем другая, чем кажется на первый взгляд? И под личиной богатой простушки действительно скрывается хладнокровная убийца?!

«Утро вечера мудренее, — решил наконец Полуянов. — Завтра еще помозгую».

И только взялся внушать себе, что руки-ноги тяжелые, как в подъезде началось черт-те что. Сначала забарабанили в дверь, кажется, в соседнюю. Стук сопровождался возмущенными возгласами, причем народ, похоже, прибывал — сначала лишь пара женщин бухтела, потом их голоса разбавили мужские басы. Полуянов попытался подушкой закрыться, но хулиганство в подъезде лишь нарастало.

Тогда он, чертыхнувшись, впрыгнул в джинсы и отправился разгонять дебоширов.

И явился ровнехонько в тот момент, когда сонный и злой Петр Петрович — сосед с нижнего этажа — пытался подцепить стамеской дверь Ленкиной квартиры. А та трещала, но пока не подавалась.

— Ты чего, сдурел? — напустился на соседа Полуянов.

И мгновенно нарвался на матерную тираду. Из которой следовало, что этот … (сожитель, алкаш, лиходей) окончательно охренел — заливает соседей снизу. Причем краны, похоже, открыты и на кухне, и в ванной. А на звонки, такой-растакой гад, не отвечает. И дверь не открывает. Опять, наверно, сволочь, нажрался до поросячьего визга, и сколько это будет продолжаться — неизвестно, и кто будет платить за ремонт — тоже, и почему его вообще не выселили отсюда к чертовой бабушке, раз он тут не прописан?!

Димино сердце екнуло — со Степаном они расстались всего пару часов назад. И тот был трезвым, аки стекло, пить явно не планировал и вообще не производил впечатления алконавта.

Полуянов оттеснил бестолково мечущегося со стамеской Петровича:

— Не умеешь — не берись. Давай я.

Очень быстро — уже второй раз за эти сутки — распахнул дверь в чужую квартиру, теперь ударом ноги. И тут же отпрыгнул. Потому что оттуда хлынули потоки воды.

«Теплая», — машинально отметил Полуянов.

— Ну, козел! Что творит, изверг! Погибла моя квартира! — запричитал за его спиной сосед.

А Дима, не заботясь о Надькином недавнем подарке — роскошных пушистых тапочках, — ринулся внутрь. И нашел Степана в переполненной, вода хлещет через край, ванне.

Тот лежал недвижим, глаза бездумно уставились в потолок, правая рука сведена судорогой и вцепилась в кромку. А на полу в водовороте воды колышется полупустая бутылка.

Дима, пораженный, застыл на пороге.

А Петрович за его спиной философски протянул:

— Да-а… Хрена я теперь с него за ремонт стрясу…

Надя

Версия, которую взялись разрабатывать менты, гласила: Степан отравился некачественным алкоголем.

Надя считала, что это ерунда полная. Она, конечно, не судмедэксперт, но медициной интересовалась. И прекрасно знала, что даже самый ядреный суррогат убивает человека небыстро. Сначала общая слабость, потом — «мушки» перед глазами, перебои в сердечной деятельности и лишь через несколько часов судороги и остановка дыхания. Но в два часа ночи Степка был абсолютно здоровым и трезвым, а в пять вдруг немыслимо, безнадежно мертв. И при чем здесь спиртное?! Ведь даже в лихие девяностые подделки под «Рояль» так быстро не убивали!

— Я тоже пытался им втолковать, что вряд ли Степа сам отравился, — поддержал ее Полуянов, — но они меня и слушать не стали. Сигналы, спрашивают, раньше поступали, что в квартире притон? Поступали. В отделение в нетрезвом состоянии гражданин Ивасюхин доставлялся? Доставлялся. С разной рванью по подворотням пил? Пил. Вот мы и делаем выводы. И повод у него был: только вчера из СИЗО освободился. Вернулся домой, решил отметить, а на хорошее бухло денег не хватило. Все, мол, абсолютно логично.

— Но Степка ведь не собирался вчера пить! Говорил, что устал и мечтает только до постели добраться! — выкрикнула Надежда.

— Алкоголикам верить нельзя, — пожал плечами Полуянов.

Спокойно встретил гневный взгляд подруги и пояснил:

— Это мне менты так сказали.

— Но ты-то понимаешь, что он не пил! Тем более — в ванной! И какой-то суррогат! — продолжала возмущаться девушка.

— Ну я, в отличие от тебя, с привычками Ивасюхина не знаком… Да еще в подробностях… — пожал плечами журналист. И поспешно, едва взглянув на наливающуюся багрянцем Надежду, прижал палец к губам: — Все-все. Успокойся. Согласен, что Степан не мог. Верю. Более того — я уже Митьке позвонил. Ну, тому оперу, что дело о смерти Коренковой ведет. Из постели его выдернул. — Дима взглянул на часы и поспешно встал: — Уже опаздываю. Мы с ним через сорок минут в отделении встречаемся.