Барбара Виктор - Мозаика судеб

– Ник, что ты еще требуешь от меня? – спросила она. – Остаться здесь, забросить работу, забыть о безрадостной жизни, проведенной здесь?

Он не ответил ей прямо, но и не ушел от темы разговора:

– Я хочу знать, какое место ты готовишь мне в своей жизни. Если мне предстоит увеселительная прогулка в Европу через океан, письма и телефонные разговоры по льготному тарифу, если я случайный парень, которого ты подхватила на похоронной церемонии, то это меня не устраивает. Слишком долго я был влюблен в твою фотографию.

Ее глаза расширились от изумления:

– В какое фото?

– Которое Пит хранил в доме на берегу, на письменном столе, рядом со снимками Дины, своих родителей и сестры. Он шутил, что это его семейная портретная галерея. Я, правда, всегда подозревал, что другие фотографии были только прикрытием, чтобы держать твое изображение перед глазами и не выглядеть идиотом, потому что на каждом углу он клялся в ненависти к тебе.

– Он сам сказал тебе об этом?

– Он много чего рассказывал мне – как ты живешь в Париже, как бросила ребенка, какая ты была негодная мать, как ты изменила ему – много чего, что обычно говорит мужчина, сам не веря своим словам.

– Знаешь, а большая часть из сказанного Питом – правда, – тихо проговорила она. Досада на саму себя уже начинала закипать в ней. А может быть, и на него…

– Габриэла, я собираюсь сказать тебе кое-что, хотя это с моей стороны достаточно глупо, но что бы ты ни сказала мне в ответ, мое отношение к тебе не изменится. Единственное, что может остановить, это если ты скажешь, что ты ко мне равнодушна. – Он помолчал. – Только скажи мне об этом сейчас.

Ее реакция на его слова была даже чересчур импульсивной. Зажав его голову руками, она целовала его с такой страстью, с таким огнем, словно стремилась возместить годы, потраченные без любви. Ее губы тянулись к его губам, язык к его языку, тело к его телу. Когда он по-прежнему не ответил на ее ласки, она освободила его, сердитая и смущенная.

– Ну почему? Чего же ты хочешь от меня?

– Тебя, – просто ответил он. – Только тебя.

– А того, что я делала сейчас, недостаточно?

– Нет.

Она не стала искать слова, чтобы ответить ему. Молча она расстегнула пряжку ремня, молнию, стала на колени у кровати, стянула с него носки, брюки и отбросила их в угол комнаты. Вновь приподнявшись, она освободила его от рубашки, сначала одну руку, потом другую, только одна пуговица никак не поддавалась и вызывала ее раздражение. Ник не оказывал никакого сопротивления, но Габриэла почему-то не ощущала себя победительницей.

– Я люблю тебя, – сказал он наконец, целуя ее. – Но не хочу, чтобы все кончилось расставанием в аэропорту.

– Нет, – прошептала она, еще не осознавая, какую ответственность берет на себя. – Никаких аэропортов, никаких прощаний! – Она взяла его руку и стала водить по своему телу – от груди до бедер.

– Я люблю тебя, – сказал он опять.

– Я люблю тебя, – откликнулась Габриэла.

И вновь, и вновь эти волшебные слова срывались с их уст. Они не могли остановиться, признаваясь друг другу в любви. Когда они соединились, Габриэлу затопило теплое чувство, он был ей более близок, чем любовник или старый друг. Даже если бы что-то разъединило их в будущем, это ощущение близости останется в ней навсегда.

Момент тишины и покоя, наступивший после их любви, был полон невысказанных обещаний. Габриэла даже боялась подумать, что могла бы их не выполнить. Сможет ли она не потерять Ника, после того как потеряла мать, Пита, Дину?

– После смерти Бони у меня не было женщин, – сказал Ник мягко, и голос его так красиво и нежно прозвучал в темноте.

Ей стало немного неловко от этой его откровенности. Она попробовала отшутиться:

– На тебя, наверное, устроили охоту. Многие хотели заманить тебя в ловушку.

– Поначалу так и было.

– Ник, – сказала она, снова целуя его глаза, щеки, нос, губы. – У нас с тобой было сумасшедшее начало, не правда ли?

– Если ты разобьешь мне сердце, я это переживу, – пообещал он с кривой улыбкой. – Но зачем тебе упускать свой шанс? Может быть, последний? Только не рассказывай мне о своей любви, оставленной в Париже.

– Однажды я поверила Питу… – словно защищаясь, сказала она.

– Это совсем разные вещи. Мы стали старше…

– Потом я доверилась Дине, – сказала Габриэла, сама понимая, что это неуместное замечание.

– Когда Дина вернется домой?

– Где ее дом?

– В том-то и дело. Никто из вас не знает, где он.

– Завтра мне обязательно надо быть в Нью-Йорке. Если я не покажусь в редакции и не свяжусь с Парижем, я вообще ничего не смогу решить, потому что лишусь работы, – сказала она, отвернувшись от Ника.

– Я отвезу тебя.

– У меня есть машина.

– Я поеду следом.

– Прежде всего я должна быть уверена, что Адриена сможет побыть здесь, пока я не вернусь. Я надеюсь, ничего не случится, если я задержусь на пару дней.

– Ты думаешь, что Дину завтра переведут в общую палату?

– Так сказал доктор. Если нет, я не смогу уехать. Но я оптимистка.

– Не хочешь завтра вечером пообедать со мной?

Она отрицательно покачала головой:

– Я постараюсь больше никогда с тобой не видеться.

– Теперь это не сработает, – тихо сказал Ник. – Значит, завтра мы обедаем, а на уик-энд я заберу тебя отсюда.

Слезы отчаяния готовы были пролиться из ее глаз.

– Что мне делать? Я боюсь!

– Я тоже, – признался Ник, потом нежно обнял ее, прижал к себе, принялся успокаивающе поглаживать по спине. – Но это не навсегда, мы это переживем.

– А что навсегда? – спросила она, задыхаясь в его объятиях.

– Не будем загадывать далеко вперед. Все может перемениться, и к лучшему.

Ник и Габриэла решили, что будет лучше, если Дина пока не будет знать об их отношениях, поэтому Ник остался внизу в холле, пока Габриэла поднялась к доктору. Адриена отправилась с ней, в нетерпении услышать от доктора прогноз о состоянии Дины.

– Я хочу вернуться сюда в среду, – по пути объяснила ей Габриэла. – Мне необходимо побывать в отделении редакции журнала в Нью-Йорке, кроме того, я обещала Клер заглянуть в дом Пита на побережье и привезти оттуда кое-какие бумаги.

– Значит, я должна подежурить здесь до вечера во вторник, так как в среду утром мне нужно быть в своей конторе. Таким образом, до уик-энда у меня будет три полных рабочих дня. Когда вы собираетесь вернуться в Париж?

Это был трудный вопрос, и Габриэла не готова была сейчас на него ответить.

– Только когда Дина окончательно поправится и вернется в колледж.

Они остановились у дверей кабинета, не решаясь войти. Вскоре раздались громкие шаги, и появился доктор в незастегнутом белом халате со стетоскопом на груди. Заметив посетительниц, он улыбнулся и пригласил их войти.