Джоан Хол - Полет сокола

Дверь лифта закрылась, и Флинт поднял трубку черного телефона, укрепленного на стенке лифта.

— Это Фэлкон, — произнес он, услышав голос своей секретарши. — Я буду в своем офисе.

— Да, сэр, — прозвучал по-мужски быстрый и короткий ответ.

Положив трубку на рычаг, Флинт наблюдал за мельканием цифр этажей в маленьком окошечке над дверью лифта. На табло появились буквы ЛА, и лифт бесшумно остановился. Двери открылись, и Флинт ступил на толстый ковер, устилавший просторную площадку перед лифтом, затем прошел по другому коридору, в котором было два окна: одно — напротив лифта, второе — в конце коридора.

Флинт опять вынул из кармана пластмассовую пластинку и вставил ее в щель на ярко-красной двери, затем скользнул взглядом по двум блестящим черно-серебряным вазам, стоящим на полу. Отметив про себя, что ему нужно будет поблагодарить заведующего хозяйственным отделом за прекрасно выполненную работу, Флинт толкнул дверь и вошел в свои личные апартаменты.

Это огромное помещение располагалось на двух уровнях. Здесь было четыре спальни с ванными, просторная гостиная с примыкающей к ней роскошной дамской туалетной комнатой, столовая для приемов и личная столовая, большая кухня-столовая и офис Флинта, к которому также относились просторная ванная комната и небольшая гардеробная.

Каждый раз, входя сюда. Флинт мрачно улыбался. Всего несколько лет назад его жилая площадь состояла из тюремной камеры, которая была меньше ванной комнаты при офисе Флинта, и он делил эту камеру с еще одним человеком. Тогда Флинт мечтал о своем собственном жилье. Теперь это забавляло его.

Закрыв за собой дверь, Флинт остановился у входа. Он не замечал роскошного пушистого ковра под своими двухсотдолларовыми ботинками, который был расстелен до трех ступенек, ведущих в элегантную, строго отделанную гостиную. Флинт жил в этих апартаментах месяц и уже привык к черно-серебряно-красным тонам комнаты. Но то, к чему Флинт не мог привыкнуть, и то, что заставляло его каждый раз останавливаться у входа, был потрясающий вид, открывавшийся из огромного, расположенного напротив входной двери окна-стены.

С этой высоты Флинт не мог видеть городских улиц, деревянного настила, ведущего к его отелю, или бежевого пляжа. Его глаза темнели, становясь почти черными от переполнявшего чувства. Взгляд вбирал в себя панораму океана и неба, во всем своем величии простирающуюся до горизонта.

Свобода. Пространство. Этот вид утолял две страсти его души. Отбывая срок в камере, вызывавшей у него клаустрофобию, Флинт поклялся себе, что он скорее умрет, чем даст снова отнять у него свободу. Флинт также дал себе клятву создать собственное пространство, где бы он мог, выражаясь метафорически, расправить крылья и парить подобно соколу, чье имя он носил.

Флинт понятия не имел, как долго он любовался этим завораживающим зрелищем. В эти минуты он не думал о времени. Его ждала работа, деловые звонки, контракты, которые нужно было изучить. Мимолетная удовлетворенная улыбка промелькнула на его сосредоточенном лице. Работа будет сделана тогда, когда он решит ее сделать.

Флинту Фэлкону принадлежало пятьдесят пять процентов пая в отеле-казино, строительство которого обошлось в двести восемьдесят миллионов долларов. Флинт Фэлкон ни от кого не получал распоряжений.

— У тебя совершенно вымотанный вид, Лесли.

Откинувшись на спинку стула, Лесли Фэйрфилд рассеянно улыбнулась официанту, который налил ей еще кофе. Когда молодой человек отвернулся от их стола, Лесли перевела взгляд на женщину, сидевшую напротив нее.

— Ты говоришь словно мать, — пожурила Лесли свою любимую подругу.

— Я и есть мать, — отпарировала несколько располневшая женщина. Поставленная ею на блюдце изящная чайная чашечка слегка звякнула, выдав ее волнение. — К тому же я твоя лучшая подруга, и я беспокоюсь о тебе. — Она нахмурилась, и тоненькие морщинки собрались вокруг ее добрых карих глаз.

Зеленые глаза самой Лесли потемнели от переполнявших ее чувств, когда она перегнулась через стол и взяла свою подругу за руку.

— Я не хочу, чтобы ты волновалась из-за меня, Мэри. Я даю тебе слово, что я в полном порядке. — В глазах Лесли проскочила веселая искорка. — Тебе хватает забот с этим трехлетним моторчиком, твоим сыном, и с его отцом, не говоря обо всем списке твоих забот. — Лесли слегка прикрыла свои сияющие глаза. — Между прочим, как Тони-старший?

— Тони-старший прекрасно. — Мэри Феррини нахмурилась. — Но слушай, я действительно обеспокоена твоим состоянием. — Ее полные губы недовольно сжались. — Ты выглядишь ужасно. Тебе нужно расслабиться.

— Знаю, — ответила Лесли. Она глотнула горячего кофе из чашки, прежде чем продолжить. — Мне еще осталось четыре спектакля, и на этом я покончу с этой пьесой.

— Публика будет скучать по тебе, — тепло заметила Мэри. — Критика была в полном восторге. «Со времен удивительной Кэтрин подмостки не знали такой рыжеволосой красавицы», — выразительно процитировала Мэри высказывание одного из желчных критиков.

— Гм, — пробормотала Лесли и удовлетворенно улыбнулась. — Мерси за хорошие отзывы, но я знаю, когда наступает время откланяться. — Улыбка погасла на ее лице. — Я выдохлась. Я уже не живу в образе. Я играю роль.

Мэри понимающе кивнула. Она сама была актрисой, и ей легко было понять отсутствие энтузиазма у своей подруги. Лесли играла эту роль уже десять месяцев, не пропустив ни одного спектакля. Пьеса была посвящена двум женщинам, которые помогают друг другу пережить разрушительные последствия развода, и Лесли участвовала почти в каждой сцене. К тому же ее подогревали личные чувства, так как ей самой пришлось пережить развод. Мысленно отправив бывшего мужа Лесли туда, где он должен был находиться по заслугам, — в преисподнюю, Мэри весело улыбнулась.

— Итак, каковы твои планы? Но прежде чем Лесли успела ответить, она наставительно добавила:

— Надеюсь, у тебя и в мыслях нет еще одной долгоиграющей пьесы?

Отрицательно покачав головой, Лесли вытащила из пачки золотого цвета длинную сигарету и, прежде чем ответить, закурила.

— Нет. — Она выдохнула дым. — Я думаю о долгоиграющем отпуске.

— Он тебе необходим, — заметила Мэри, с неодобрением глядя, как Лесли нервно курит. Хотя из-за развода Лесли удалось достоверно трактовать образ ее героини, но, по мнению Мэри, это стоило ей слишком многих физических и моральных усилий.

— Да, я знаю.

Лесли погасила сигарету и тут же закурила новую.

— Хотя эта роль и увлекла меня, но в то же время и измотала. Я устала. — Улыбка скривила ее губы. — Я постоянно ощущаю беспокойство, неустроенность, странную неудовлетворенность… — Голос ее ослабел, и она вздохнула.