Элизабет Хардвик - Бремя любви

— Ничего страшного — небольшой ожог, — успокоил ее Джеймс. — Я понимаю, что должен был позвонить тебе, но это было просто невозможно. Мне пришлось остаться, чтобы дать показания.

Он взъерошил волосы и как-то неожиданно осунулся и посерел.

— В одной машине погибла вся семья — отец, мать и двое малышей. А в другой сгорели два молодых парня. О Боже, ну почему ты дал этому произойти?

— Но ведь ты говоришь, что они слишком быстро ехали, — механически повторила она, чтобы хоть что-нибудь сказать.

Вин была во власти собственного разгоряченного воображения, настойчиво оживлявшего в ее мозгу трагический рассказ мужа. Ведь на их месте могли бы оказаться Джеймс и Чарли. Вин было стыдно признаться в этом, но внутренний голос упрямо нашептывал ей — какое счастье, что погибли другие… Вин не могла говорить, так она была потрясена его страшным рассказом.

— Мне нужно принять ванну. Я весь провонял дымом, — с отвращением произнес Джеймс.

Но Вин понимала, что он хочет смыть с себя не запах гари, а запах смерти.

— Чарли, — хрипло произнесла она. — Я, наверное, должна…

Джеймс сразу же отрицательно покачал головой.

— Не сейчас. Он сам все тебе расскажет, когда придет в себя.

Джеймс давно уже был в ванной, когда Вин поняла, что в первый раз попросила у него совета, попросила разделить с нею родительские обязанности. Она действительно нуждалась в его совете. И с облегчением последовала ему…

Она почувствовала, что вся дрожит, и зябко обхватила себя руками. Вин вдруг представила себя на месте тех людей, которым сегодня предстояло узнать о том, что трагическая случайность унесла жизни их близких…

Казалось, она простояла так целую вечность, уставившись в пространство и вспоминая разные эпизоды из жизни Чарли. Она бы не пережила, если бы ей сейчас позвонили и сообщили, что все кончено…

В кухню тихо вошел Джеймс.

— Чарли лег спать, — сказал он ей. — Он все еще в шоке. Если бы только его там не было! Даже я не знаю, смогу ли скоро забыть этот кошмар…

— Дети забывчивы, — к своему удивлению, тихо ответила Вин. — А Чарли еще совсем ребенок. Они не могут проецировать подобные события на свою жизнь, как это делаем мы.

— Ты хочешь сказать, что Чарли сегодня будет спать, не думая о том, что бы с ним было, если бы в одной из машин оказалась его жена, его сын, его малыш? Может быть, ты и права, но все равно лучше бы его там не было, — серьезно сказал Джеймс. — И зачем я позволил ему в последний раз прокатиться с горок? Но он так клянчил…

— Ты не виноват, — эхом откликнулась она.

"Что же я делаю? — как во сне спрашивала себя Вин. — Зачем успокаиваю его? Пусть бы почувствовал, каково это, когда тебя обвиняют в том, что ты плохой родитель”.

Но она понимала, что даже в борьбе за Чарли нельзя использовать как аргумент такую ужасную трагедию.

Винтер заметила, что Джеймс внимательно наблюдает за ней, и покраснела от неловкости.

— Спасибо, — мягко произнес он, и эта короткая благодарность заставила ее покраснеть еще больше.

Джеймс неожиданно дотронулся холодными пальцами до ее руки, и она сразу же напряглась.

— Ты все еще вздрагиваешь? Удивительно… — Но он не выглядел удивленным. Казалось, Джеймс был погружен в раздумья.

— Какой долгий день. Пожалуй, пойду-ка я спать, — устало произнес он…

Ночью Вин разбудил отчаянный крик Чарли. Она мигом вскочила, вихрем пронеслась по коридору и с силой толкнула дверь в комнату сына. Это напоминало прежние годы, когда, услышав его плач, она сразу же спешила к нему, не успев даже как следует открыть глаза.

Она вбежала в комнату и остановилась, переводя их. Чарли спал. Винтер тихо подошла к кровати, чтобы убрать со лба сына влажные от пота волосы, но Чарли мгновенно проснулся и дико уставился на нее заплаканными глазами. В порыве нежности и жалости Винтер привлекла его к себе, обвила руками и стала укачивать.

Задыхаясь от слез и запинаясь, Чарли начал рассказывать ей о случившемся. Как давно не прижимала она его к своей груди! Он считал, что уже вырос из кудряшек и поцелуйчиков, и, уважая его стремление к самостоятельности, она перестала навязывать ему свои ласки.

Вин удивилась, почувствовав, что в его теле совсем не осталось детской округлости, оно словно целиком состояло из прямых и острых углов. Боже мой, как быстро он растет! И как быстро отдаляется от нее… В эту трагическую ночь ее сын нуждался в ней, но даже сейчас она видела, что Чарли пытается взять себя в руки, и, когда он стал вырываться из ее объятий, она сразу же отпустила его.

Теперь Чарли уже отворачивался от матери, переживая, что выказал свои эмоции столь неподобающим для мужчины образом. Чтобы успокоить его, она тихо, ровным голосом, словно речь шла о пустяках, произнесла:

— Папа сказал мне, что он гордится тобой, Чарли. Ты вел себя очень мужественно.

— Да, это так, сынок.

Вин вздрогнула и обернулась. Когда Джеймс успел войти? Он накинул халат, и в свете ночника она увидела его мускулистую загорелую грудь и длинные крепкие ноги. Как любила она целовать его тело! Винтер вспомнила, как однажды, в начале их знакомства, погладила его по бедру. Джеймс сразу же напрягся, поймал ее руку и сжал в своей, а Вин затрепетала от страха и удовольствия, когда он, чуть хриплым голосом, сказал ей, что она даже не представляет, что он хочет с ней сделать. Когда Джеймс тягучим голосом говорил ей, как он жаждет касаться губами ее атласной кожи, целовать ее груди, прижимать ее к себе, она вспыхивала от желания и с трудом удерживала себя, боясь закричать, чтобы он быстрее переходил от слов к делу…

Джеймс что-то говорил, но не ей, а Чарли. Винтер задохнулась от стыда за свои мысли. И где — у постели страдающего сына! Она виновато повернулась к нему.

— Да, Чарли, сегодня я гордился тобой! — продолжал Джеймс, садясь на кровать. — А сейчас горжусь еще больше.

Насупясь, Чарли смотрел на него, изо всех сил стараясь скрыть следы недавних слез.

— Только настоящий мужчина понимает, что в жизни случается разное. И есть такие вещи, из-за которых можно и поплакать. Здесь женщины обогнали нас. Они не такие трусы, как мы, поэтому легко выказывают свои эмоции. А мы временами боимся признаться, как нам плохо…

— Мужчины не должны плакать, — неуверенно возразил Чарли.

После короткой паузы Джеймс тихо ответил:

— Я иногда плачу.

В комнате воцарилась тишина. Чарли внимательно смотрел на отца. Он так же, как и Вин, понимал, что Джеймс говорит правду.

— Никогда не бойся своих чувств, Чарли, — повторил он.

Глаза Винтер наполнились слезами, когда она увидела, как Джеймс протянул руки к сыну и обнял его. Через секунду Чарли, повинуясь внезапному порыву, неловко обвил руками шею отца.