Луанн Райс - Талисман любви

– Хоккейный сезон начинается…

– Плевать мне на этот проклятый хоккейный сезон! – закричала Мэй.

– А мне не плевать.

– Послушай меня! Я волнуюсь за тебя. Я люблю тебя! У тебя есть шанс хоть что-то сделать, и сделать прямо сейчас, чтобы спасти твои глаза. Твои глаза, Мартин. Что такое ты говоришь мне? Видишь ли, ты готов выйти на лед, чтобы тебя опять кто-нибудь переехал, чтобы каждый мог ударить тебя…

– Никто со мной не справится.

– Но ты ничего не видишь! Я знаю, ты хочешь играть, но ты же не видишь, Мартин.

– Один глаз делает работу за оба, – уперся Мартин, зацепившись за слова Мориса Пайлота.

– Разве ты не слышал? Тэдди сказала, что ты теряешь и этот глаз! Тебя ждет слепота…

Мартин заскрипел зубами, отказываясь слышать слово. Слепота. Если бы он не услышал это слово, все продолжалось бы, как прежде.

– Заткнись!

– Мартин…

– Ты хотела вынудить меня повидаться с отцом, а теперь ты вынуждаешь меня принять ложь.

– Ты даже не хочешь слышать меня! Если бы ты повидался с отцом вовремя, это было бы самое лучшее для тебя, но сейчас все это не в счет. Тэдди говорит….

– Я не буду одним из тех калек с белой палочкой и в темных очках, – тщательно выговаривая слова, словно произнося клятву, прорычал Мартин. – Просидеть в темноте всю оставшуюся жизнь. Ты думаешь, я такой? Ты думаешь, я смогу когда-либо жить так? Я – хоккеист, и я не стану слепым, чтоб все провалились!

Он вмазал кулаком в торпеду, разрывая кожаную обшивку своими костяшками. Он орал так громко, что его собственный голос звенел у него в ушах.

Мэй рыдала, и ей никак не удавалось вести машину по прямой. Им сигналили. Сердце Мартина стучало как бешеное. Ему казалось, он сейчас вылетит из автомобиля. Он прикинул, что они шли на шестидесяти, и он стал решать, будет ли удар головой о мостовую много хуже, чем тот, когда ловишь клюшку какого-нибудь игрока весом «две сотни шестьдесят фунтов».

– Тормози.

– Нет, я должна отвезти тебя домой.

– Стать слепым хуже, чем сесть в тюрьму. Я не инвалид.

– Да, я знаю!

Она схватила руль обеими руками, слезы заливали ей лицо. Он увидел это, когда щурился от ярких фонарей на шоссе. Вытянувшись, он коснулся ее щеки.

– Мэй.

– Я не хочу, чтобы ты ослеп, – рыдала она.

– Тормози. – От избытка чувств у него перехватило горло. – Пожалуйста. Мне нужно обнять тебя. Пожалуйста, Мэй. Мне жаль, что я вопил, вот испугал тебя. Я не хотел.

– Мы едем домой, к озеру, – сказал Мартин на следующее утро.

Всю ночь они обнимались, ни на минуту не отпуская друг друга. Мэй потерял счет тому, сколько раз они были близки в ту ночь. Они засыпали, тут же просыпались, и все начиналось сначала, снова и снова. Словно оба боялись тьмы, боялись, что тьма заползет в их сны.

– Лучше Тэдди никого не найти. Мы не можем уехать. Она хочет видеть тебя через неделю, после того, как ты пройдешь курс лечения преднизолоном.

– Я пройду этот курс, – пообещал он. – И вернусь сюда. Но мне нужно озеро.

– Даешь слово? – с сомнением спросила она.

– Да.

Она не знала, верить ли ему или нет. Он отвел взгляд, значит, он мог солгать.

– От меня требуется терпение. Но также мне надо заставить тебя начать лечение как можно скорее. Как мне это удастся делать одновременно?

– Сейчас лето. Рыбная ловля и плавание. Мы едем домой.

– Ладно, – согласилась Мэй, снова уступая ему. – Только если вернемся.

Озеро и горы приветствовали их по возвращении домой, и Мэй знала, что Лак-Верт и есть именно то место, где им следовало находиться. Вода была спокойна и таинственна; она могла смотреть на нее часами, думая, что принесет с собой будущее. Солнце вставало и садилось за горы, а днем в воздухе стояло удивительное марево, диковинный желтый свет, искрящийся влагой и пыльцой, и все это заставляло Мэй верить в чудеса. Все еще будет хорошо, ведь любовь могла излечить все недуги!

Она, Мартин и Кайли плавали каждый день, и Мэй на деялась, что вода Лак-Верта вылечит глаза Мартина. Она отыскала Библию своей свекрови и нашла там историю Иисуса, излечивающего слепого человека. Она снова по весила на стене в гостиной картину Агнес, вышитую крестом. Пока Мартин и Кайли плескались в воде, она любовалась летним светом, и ей хотелось, чтобы лето не кончалось никогда.

Ночью Мартин обнимал ее. Они заключили молчаливый договор и притворялись, будто ничего не случилось. У них была неделя, чтобы проверить, как действовал преднизолон, а затем они возвратятся к Тэдди и обсудят дальнейшее лечение. Она терпеливо слушала, когда Мартин говорил об НХЛ, обсуждал недавние продажи игроков, рассказывал, кто возвращался, а кто уезжал, и рассуждал о перспективах «Медведей» в новом сезоне первенства.

Когда он, лежа на спине, рисовал расстановку игроков в воздухе, хвастался, как он забивал свои лучшие шайбы, выигрывал свои самые трудные игры, она смеялась и поддакивала и даже пыталась мысленно представить себе все, о чем он рассказывал.

Дженни и Рэй пригласили их на барбекю, но Мартин велел Мэй извиниться и отказаться. Она думала, не начнет ли Дженни подозревать что-нибудь, они совсем не виделись все лето.

Но Мэй сочла это правильным; непризнание срабатывало лучше всего тогда, когда все хранилось в секрете, когда страхи оставались невысказанными, когда мир вокруг не знал всего, что происходило. Она доверилась только Тобин, но Тобин была далеко, в Блэк-Холле.

Когда Кайли прибежала сказать Мэй, что Мартин хочет взять ее на рыбалку, ловить старую форель, живущую в большой впадине около острова, ее обдало холодом и непризнание исчезло. Ее муж не мог видеть и в десяти ярдах перед собой; как могла Мэй отпустить дочь на озеро только с ним.

– Я тоже поеду.

Они упаковали завтрак и отправились прежде, чем солнце поднялось над вершиной горы. Мэй любила это время дня. Озеро было цвета голубого сапфира, а воздух был настолько прозрачен, что она различала орлов, кружащихся над ними на огромной высоте. Кайли сидела на носу, разглядывая рыбу в воде под лодкой. Мартин и Мэй сели напротив друг друга – она на корме, он по центру лодки, на веслах.

Она расслабилась и успокоилась, осознав, что Мартину не требовалось зрение, чтобы грести. Он инстинктивно знал, куда плыть. Это было его озеро, и он наизусть знал здесь каждую скалу, каждый изгиб. Он греб спиной, даже не поворачивая головы, не спуская глаз с Мэй.

Интересно, видел ли он ее или все-таки нет. Когда она улыбнулась, его лицо осталось безучастным.

– Плывут ветки, – предупредила Кайли. – Бери чуть левее.

Мартин сильнее налег на левое весло, и они проплыли мимо изогнутого корня старой сосны. Потом появилось оленье семейство, плывущее к острову. Кайли, смеясь, описывала их Мартину:

– Два родителя и два олененка.