Луанн Райс - Талисман любви

Пристальный взгляд Мэй упал на руки Мартина. Он вцепился в ручки стула, напряженно вонзив в древесину каждый палец. Скрытые под золотистыми волосами вены на его руках и запястьях вздулись. Его суставы опухли и посинели от ударов кулаком по груше. Наклонившись вперед, она поцеловала фиолетовый сустав указательного пальца правой руки Мартина. Потом средний палец, потом безымянный.

– Мэй, – прорычал он. – Прекрати.

Она не послушалась. Она поцеловала сустав мизинца его правой руки и затем большой палец. Коснувшись потных коленей Мартина, она подвинулась и принялась целовать его левую руку. Она ощущала напряженность его пальцев, его рук.

– Оставь меня одного, – повторил он.

– Я не могу, – сказала Мэй, теперь она достигла безымянного пальца его левой руки, его обручального кольца.

Целуя его сустав, она облизывала золотую полоску. Ей показалось, что она слышала, как он стонал, и затем она почувствовала его правую руку на своей макушке.

– Что ты делаешь?

– У нас есть свой багаж, – сказала она. – В этом вся проблема.

– Багаж?

– Разве тебе противно это слово? Похоже на обсуждение на ток-шоу. Два таких огромных чемодана, заполненные прошлым. Один твой, другой мой.

– Я бы хотел пнуть мой с утеса, – сказал он, глядя вдаль за озеро.

– Беда в том, – уточнила она, – что это вряд ли поможет. Чемодан снова вернется к тебе. Ты не можешь выкинуть его в канаву только потому, что тебе так захотелось.

– Итак, что я делаю?

Фиолетовые тени распространились полностью по горам, уползая в небо. Это высокое северное летнее небо оставалось светлым глубокой ночью, ясной и сияющей частицами золотой пыли. Вечерняя звезда появилась в мерцающем небе и отразилась в озере, кричала полярная гагара.

– Я хочу помочь тебе, – сказала ему Мэй.

– Когда дело касается всего этого, никто не может мне помочь, – пробормотал Мартин ей в шею.

– Натали, – сказала Мэй, потому что Мартин не произнес имени дочери.

Мэй слегка отодвинулась назад, оставляя достаточно места между ними, чтобы посмотреть ему в глаза. Несчастные и беспокойные глаза человека, которого охватила внутренняя паника. Но уже не сердитые.

– Мне стыдно за свое поведение, – произнес он. – Я вел себя ужасно, и я знаю это. Но я никогда ни с кем не был так близок прежде, по крайней мере, с тех пор, как она умерла. Когда я думаю о ней, когда всплывает ее имя, я схожу с ума. Когда такое случается во время сезона, я вымещаю свои чувства на соперниках. На льду это легко.

– Но сейчас лето, – заметила Мэй. – И никакого льда здесь нет и в помине.

– Нет, льда нет. Зато есть ты и Кайли.

– Да уж.

– Летом обычно я делаю то, что я делал сегодня, вчера, позавчера. Выматываю себя до предела, пока не падаю замертво. Я устал, Мэй. Может, мы могли бы…

Он говорил мягче, как будто его прежнее настроение возвращалось, и Мэй поняла, что он собирался предложить ей пойти в дом, поужинать, подняться наверх.

– Давай побудем здесь, – попросила она.

Небо было одновременно ярким и темным, и Мэй чувствовала колебание Мартина. Придвинув другой стул поближе, она села.

– Мы были в разводе, ее мать и я, – начал Мартин. – Триша жила, живет… в Калифорнии, в Санта-Монике, и Натали приехала провести лето со мной. Триша была только рада этому. Она никогда не создавала мне проблем, если я хотел повидаться с Нэт. Она любила свободу, но дело не только в этом. Она знала, что мы с Нэт не готовы потерять друг друга только потому, что она начала новую жизнь.

Мэй слушала, глядя в бесконечное небо над ними.

– Это было семь лет назад, в июле, жарком и душном. Натали было тогда шесть. Я вывернул колено в тот сезон, дела обстояли невероятно плохо, мне сделали операцию в Детройте перед приездом сюда. Однажды мы катались на велосипедах с Натали, глупый доктор посоветовал мне это, сам я не разобрался… и мое колено опять подвело. Так что я вернулся в больницу, в Ла-Залле, чуть дальше, у озера.

– Натали была с тобой? – спросила Мэй, понимая, как испугалась, должно быть, маленькая девочка, вспомнив, как расстроилась Кайли, когда Мэй порезалась о раз битое стекло и ей пришлось накладывать швы в Коастлайнклиник.

– Не отходила от меня ни на шаг, – усмехнулся Мартин.

– Преданная дочь.

– До упрямства. Меня отвезли в Торонто, в лучшую больницу, к самому большому светилу по коленным чашечкам.

– В Университет Твиг? – уточнила Мэй, представив себе знакомые кирпичные здания.

– Нет, рядом, – ответил Мартин. – Его специальность – хоккеисты. Триша хотела, чтобы Нэт сразу же вернулась домой, но мы сказали ей, чтобы она забыла про это. Мне предстояло пробыть там максимум неделю, и дочка читала мне, когда мне надоедало просто сидеть без движения.

Рыба подскочила в озере, и крути пошли по воде, собирая звездный свет и странное золотое сияние, распространяющееся от темнеющего неба. Мэй слышала, как тает эхо всплеска, и ждала, когда Мартин продолжит свой рассказ.

– Мой отец жил в Торонто, – продолжил Мартин. – Совсем близко от больницы. К нам уже не могли вернуться те замечательные отношения, но все же мы ладили лучше, чем раньше. Мне потребовалось много времени, что бы простить ему многое, чтобы позволить ему приходить и смотреть на мою игру, хотя это и было всем, что я хотел когда-то. Он был подонком по отношению к моей матери, и какого черта… и мне пришлось принять на себя обязанности главы семьи. Но он никогда не прекращал свои попытки поладить со мной. Продолжал слать открытки и письма, а когда он узнал, что у него родилась внучка, он уже не отступился. Любил Натали до безумия. Навещал ее каждый раз, когда представлялся случай.

– Ездил в Санта-Монику? – удивилась Мэй.

– Ну да. И она любила его. Оправдывала его во всем, доверяла ему во всем, чего я так никогда и не смог. Он был ее дедушка, тот, кто построил ей настоящий домик в натуральную величину с реальным дверным звонком и рефрижератором для ее завтраков. Для Нэт он не мог поступить неправильно.

– Это она соединила вас снова? Тебя и твоего отца? – спросила Мэй, подумав, что так и должно быть в семьях: любовь соединяет разные поколения и заживляет раны прошлого.

– Ненадолго. – Голос Мартина зазвучал угрожающе.

– Он заботился о ней, пока ты был в больнице?

Мартин кивнул. Комар загудел около его головы, и он поймал его одной рукой. Гагара закричала снова, но когда Мартин хлопнул рукой по ручке стула, все озеро затихло.

– Он заботился о ней, и он убил ее.

Кровь в жилах Мэй закипела, и она почувствовала, как каждый волосок встает на ее коже.

– Нет… – Она слышала, как произнесла это.

– Он – игрок, – сказал Мартин. – Ты знаешь это, правильно? То, что он находится в тюрьме за то, что поставил против своей собственной команды, что прятал активы, чтобы не платить налоги?