Даниэла Стил - Счастье

Все стало налаживаться, но она слегла с тяжелейшим гриппом, да таким, что, проболев месяц, чувствовала себя при смерти. Никогда в жизни она так не болела. Температура не проходила, кашель напоминал туберкулезный и душил ее с утра до вечера до тошноты. В конце концов, провоевав с болезнью четыре недели, Сара решила разориться и сходить к врачу. Оказалось, что у нее действительно грипп, но не только. Она ждала следующего ребенка. На этот раз не было злости, ярости, приступа бешенства, были просто отчаяние и плач, который, как казалось Оливеру, никогда не кончится. Она не могла отнестись к этому спокойно, не могла еще раз пройти через это. Она не могла бы растить еще одного ребенка. Бенджамин не успел вырасти из пеленок, а тут еще один. Тогда Сара единственный раз видела, что и Оливер по-настоящему приуныл. Он не знал, что делать, чем утешить ее. И, как в первый раз, боялся за ребенка, но Сара только сильнее плакала, когда слышала об этом.

– Я не могу... Я просто не могу, Олли... пожалуйста, не заставляй меня...

Они снова спорили по поводу аборта, и однажды Сара почти убедила мужа, утверждая, что если он не согласится, то она может сойти с ума. Но все-таки он отговорил ее. В середине срока беременности Сары Олли получил прибавку к зарплате, которую целиком потратил на няню для Бенджамина. Она приходила к ним три раза в неделю после обеда. Это была ирландка из многодетной семьи. Сара смогла выходить, посещать библиотеки, друзей, галереи и музеи. Настроение у нее улучшилось. Ей даже стало нравиться быть с Бенджамином, и раз или два она взяла его с собой в музей. Оливер знал, что, хотя она и не признавалась в этом, второй ребенок становился для нее желанным.

Мелисса родилась, когда Бенджамину исполнилось два года, и Оливер начинал серьезно думать о переезде с семьей в загородный дом. Они смотрели дома в Коннектикуте почти каждый уик-энд и в итоге убедились, что просто не могут этого себе позволить. Тогда они попытали счастья на Лонг-Айленде, в Вестчестере – казалось, что этим поездкам не будет конца. Паунд-Ридж, Бронксвилл, Катона, и, наконец, год спустя они нашли именно то, что хотели, в Перчесе. Это был старый фермерский дом, в котором никто не жил на протяжении двадцати лет и в который требовалось вложить уйму труда. Дом был частью имения и достался им за бесценок. «Бесценок» все же влетел им в копеечку, но они сами сделали ремонт и за год превратили его в очень милое жилище, чем оба гордились.

– Но это не значит, что я намерена и дальше рожать детей, Оливер Ватсон, – твердила Сара.

Для нее достаточной жертвой было уже то, что она жила в пригороде. До замужества Сара давала себе слово, что никогда на это не согласится. Но даже она признала такую жизнь более разумной. Квартира на Второй авеню стала просто невыносимой, а те дома, что им приходилось видеть в городе, казались крошечными и непомерно дорогими. Здесь же дети имели свои комнаты. В доме были большая уютная гостиная с камином, библиотека с хорошим собранием книг, уютная кухня с двумя стенами из кирпича, массивными потолочными балками и старинной печью, которая по настоянию Сары была сохранена и отреставрирована. Огромные окна выходили в сад. Сара могла готовить и одновременно наблюдать, как играют дети. Переехав в деревню, они из экономии отказались от помощи девушки-ирландки.

Бенджамину тогда исполнилось три, и каждое утро его отвозили в детский сад, через два года стала посещать садик и Мелисса, и Сара решила, что теперь-то вернется к литературе. Но времени на это как-то не хватало. Всегда находились дела. Она безвозмездно помогала в местной больнице, раз в неделю в школе, выполняла всякие поручения, возила детей в школу и обратно, убирала в доме, гладила рубашки мужа и работала в саду. Все это шло вразрез с ее натурой, но, как ни странно, она ничего не имела против.

Когда они уехали из Нью-Йорка, Саре казалось, что она оставила там какую-то часть себя, часть, которая все еще сражалась с замужеством и материнством. Она вдруг почувствовала себя частью окружавшего ее спокойного маленького мирка. Сара встречалась с другими мамашами, своими ровесницами, в уик-энды, в компании других супружеских пар, они с Олли играли в теннис и бридж, в больнице и школе от миссис Ватсон ждали все новой помощи, и сопротивление, борьба были почти забыты. А с ними и писательство. Сара даже по нему не скучала. Все ее желания свелись к тому, что она имела: к счастливой, полной забот семейной жизни.

Крикливое младенчество Бенджамина постепенно стиралось из памяти, он становился очаровательным ребенком, не только внешне похожим на нее, но и, судя по всему, перенявшим ее интересы, увлечения, достоинства и недостатки. Он, как маленькая губка, впитывал от Сары все и во многом становился ее копией. Оливер это замечал и посмеивался, а Сара в душе гордилась и радовалась, что Бенджамин так на нее похож.

Мелисса тоже была прелестным ребенком, но гораздо более покладистым, чем Бенджамин в ее возрасте. Улыбчивостью и оптимизмом она сильно напоминала отца. К тому же не требовала многого от родителей. Книжка, кукла и мама рядом – вот что ей нужно было для счастья. Иногда Сара даже забывала, что дочь находится в соседней комнате. Как и у Оливера, у Мелиссы были светлые волосы и зеленые глаза, но внешнее сходство с отцом этим ограничивалось. На самом деле она была больше похожа на свою бабушку, мать Оливера, что та непременно отмечала, к большому неудовольствию Сары.

Сара никогда по-настоящему не подружилась со свекровью. Миссис Ватсон была откровенной женщиной и до женитьбы высказала Оливеру, что думает о Саре. Она считала ее девушкой своевольной, с тяжелым характером, способной причинить боль ее сыну. Но пока Сара была ему хорошей женой, и миссис Ватсон это признавала в спорах с мужем, защищавшим невестку. Однако Сара все время чувствовала, что свекровь наблюдает за ней, словно поджидая какой-нибудь неверный шаг, какую-нибудь роковую ошибку, которая в конце концов подтвердила бы ее правоту. Единственное, что было общим у этих двух женщин, – это любовь к детям, которых миссис Ватсон обожала, как, впрочем, и Сара, но свекровь помнила, что поначалу все обстояло иначе. Оливер никогда ничего матери не говорил, но она и так чувствовала, что происходит. Она была умна и проницательна и прекрасно понимала, что Сара не испытывает радости от беременности и возни с маленьким Бенджамином, хотя и признавала, что тот был трудным ребенком. Он и ее выводил из себя своими пронзительными воплями. Но все это теперь забылось, так как дети выросли, и Сара и Оливер жили хорошо, в заботах и радостях. Да и Сара, судя по всему, забыла о своих писательских претензиях, которые всегда казались миссис Ватсон несколько преувеличенными.