Жаклин Сьюзанн - Долорес

– И такой же красивой, да?

– Даже красивее, – серьезно ответил Бэрри. Ночью они лежали в объятиях друг друга, словно и не расставались.

– Останешься на ночь? – тихо спросила она.

– Нет… Сегодня у меня просто «позднее совещание».

– Констанс уедет пятнадцатого июня?

– Да. И тогда целых три месяца пять дней и пять ночей в неделю будут нашими.

– Хорошо. Тогда я отправлю и близнецов…

– Что ты имеешь в виду?

– Мэри Лу едет в один из лагерей в штате Мэн. Близнецов я хотела оставить дома, а уик-энды проводить с ними в Вирджинии. Но раз мы все лето сможем быть вместе, малышей можно пристроить в лагерь. А субботы и воскресенья я буду проводить с Бриджит.

Бэрри ласково поцеловал ее.

– Я так люблю тебя, Долорес.

– Но гораздо меньше, чем я, – чуть капризно сказала она.

Он перевернулся и щелкнул зажигалкой.

– Любовь, я это чувствую, дарована нам с тобой свыше. За пять кошмарных недель с Констанс и Дебби я чуть не ошалел. Они все время дулись в карты. Слава богу, Констанс боялась, что у нее поднимется давление, и не требовала от меня исполнения супружеских обязанностей. Время мы коротали с похожим на гомика атлетом, которого пригласила Дебби. Уже с утра, глядя, как он возится со штангой, я чувствовал себя смертельно усталым. Парню недавно исполнилось двадцать восемь, и он признался, что хотел бы жениться на старушенции.

– Думаешь, Дебби согласится? Бэрри затянулся сигаретой.

– Она слишком хитра и слишком богата. У нее хватит денег, чтобы покупать себе гомиков и не гомиков до тех пор, пока не стукнет сотня.

– Ну, для своих пятидесяти шести она прекрасно выглядит.

– А почему бы и нет? Пластических операций Дебби сделала не меньше, чем ей лет.

Долорес потянулась всем телом.

– Как ты думаешь, а мне это нужно? Он рассмеялся.

– Ты дитя.

– Мне тридцать девять лет.

– Ну, Констанс скоро пятьдесят, и то ей достаточно массажа лица и хорошего макияжа. Хотя загаром тебе злоупотреблять не следует.

– Почему?

– У Констанс прекрасная кожа, потому что она старается прятаться от солнца. Как, впрочем, и Дебби. Она говорит, что большинство женщин, которые отдыхают в Палм-Бич, похожи на сморщенный чернослив. И это правда. Если женщине за сорок, ее кожа портится от загара.

– Значит, я напоминаю тебе чернослив?

– Нет, ты моя золотая тигрица. Но береги свою красоту. Для меня.

– Завтра пойду и сделаю на лице подтяжки. Бэрри начал одеваться.

– Загорелая кожа операциям не поддается.

– С каких пор ты стал таким экспертом? – спросила она.

– Теперь я могу написать книгу об уходе за кожей и телом после сорока. Дамы на яхте в течение пяти недель только об этом и говорили. Даже гомик смазывал себя каким-то маслом, прежде чем загорать, и не просто валялся на солнце… Совсем нет. Двадцать минут на одном боку, двадцать – на другом. Потом выпивал стакан молока…

– Молока?

– По его мнению, солнце окисляет тело, а молоко вызывает щелочную реакцию. Хочешь еще послушать? Знаешь, какие упражнения сейчас самые модные? Приглашаешь тренера, он хватает тебя за ноги, а ты от него отбиваешься. Теперь и Долорес громко смеялась.

– Боже, а я пользуюсь только мылом и водой, катаюсь на велосипеде и хожу на прогулки.

– Умница!

Бэрри уже оделся и включил свет, а она впервые не решилась голой выбраться из постели. Едва за ним закрылась дверь, Долорес побежала в ванную, встала перед огромным трюмо и пристально стала изучать себя. Грудь хороша… бедра по-прежнему упругие… на животе есть небольшие растяжки от родов, но их можно рассмотреть с трудом. Она повернулась спиной – нет ли складок? Или это только игра ее воображения?

На следующий день Долорес посетила салон Элизабет Аден, сделала массаж лица и накупила всяких кремов и масок на сотню долларов. Потом позвонила в гимнастическую школу и пригласила тренера для ежедневных занятий.

Выдержала она это десять дней. Чего только не пришлось вынести! Лицо и тело нужно было покрывать специальным кремом, надевать теплый шерстяной костюм, до изнеможения повторять специальные упражнения. За две недели ей удалось сбросить полфунта – таков был итог. Долорес рассчиталась с тренером и забыла о кремах.

С Бэрри они встречались каждый вечер. Но однажды он не появился и не позвонил. Телефон отозвался только в полночь.

– Долорес, извини… Раньше не мог. У Констанс инсульт. Я в клинике, в телефонной будке.

– Боже, как это произошло?

– В одно мгновение. Задета правая половина. Констанс не может говорить, ее парализовало. Врачи считают, что есть надежда на полное выздоровление, но это долгий процесс. Одна надежда на возраст, ведь инсульты случаются обычно после шестидесяти или семидесяти. Остаюсь в клинике, позвоню завтра.

Но звонок раздался гораздо раньше, когда Долорес начала засыпать.

– Констанс умерла, – тихо сказал он.

– О, Бэрри! Как… Когда?

– Десять минут назад… Второе кровоизлияние. Послушай, я позвоню, когда появится возможность.

– Бэрри… Обо мне не беспокойся. Я буду ждать…

– Боже, появилась Дебби Морроу со своим новым молодым человеком. Мне нужно идти. – В трубке послышались короткие гудки.

Трое суток от Бэрри не было никаких вестей. О смерти Констанс много писали газеты. Похороны показывали в программе новостей по телевидению, правительство выразило мужу покойной соболезнование. Долорес послала цветы, но посчитала лицемерием явиться лично. Она сидела дома у телефона и ждала.

Через два дня после похорон он без звонка появился в ее квартире.

– Бэрри. – Долорес обняла его. – Досталось тебе, бедному. Может, хочешь выпить?

– Налей водки… Чистой. – Он устало присел, провел рукой по волосам. – Похороны – это варварство. А визиты, соболезнования тем более. Пришли все друзья моего отца и все ее друзья, чтобы выпить. Дебби сидела во главе стола, будто это не похороны, а веселая вечеринка. Я получил телеграмму даже от президента. (Теперь, подумала Долорес, они свободны и могут пожениться, когда окончится траур. Но не время пока говорить об этом.)

Он залпом осушил стакан.

– Сука… Подлая сука!

– Бэрри!

– Я только что от адвоката, – сказал он. – Знаешь, она все время тайком раздавала сотни тысяч сестрам, другим родственникам, благотворительным организациям. Наверное, она боялась, что умрет первой, а я обязательно женюсь на какой-нибудь потаскухе. Даже драгоценности по завещанию должны перейти к ее внучатым племянницам.

– А как же ты?

– У меня все в ажуре! – Его голос был полон сарказма. Он закурил сигарету и протянул Долорес пустой стакан, чтобы она налила еще.

– Ну, по закону Констанс не могла лишить тебя наследства.