Кейт О`Риордан - Ангел в доме

– Тем более мне стоит… – попыталась вставить Анжела.

– Не встревай и прочисть уши, – гаркнула Мэри Маргарет. – Сестра Алоиза торчит здесь потому, что ей все равно – где торчать. Кармел – божий человек, ей самое место среди здешнего сброда. Фрэнсис страшна как смертный грех и сбежала из приюта Святой Клэр, где ее терроризировали сестры. Мари-Тереза – француженка. Еще парочку уболтали дядюшки, потому что эти старые девы сидели у родни на шее. Тебя никто не уговаривал, сестра, нет?

– Не припомню такого, – холодно сказала Анжела.

– НО! Все они схожи в одном – в здоровой вере в Бога и прочие христианские ценности. Вот что необходимо, если ты намерена принести свои клятвы Господу.

– Вы хотите сказать, что я не… – Анжела в шоке отшатнулась.

– Я хочу сказать, что ты веришь в себя в образе монашки. Ты-то не виновата. Это тетки набили твою башку идеями, вот ты и нарисовала себе прелестную картинку: Анжела в Африке или еще в каком-нибудь пекле, в шляпке, раздает хлеб насущный направо и налево, сует горбушки в рты голодным черномазым ребятишкам. Дома ей газетчики проходу не дают, в прессе снимки Анжелы печатают. Может быть, даже Нобелевскую премию вручают – чем черт не шутит. Пэт приглашает ее в «Полночное ток-шоу», и вся страна обливается слезами гордости за Анжелу. Да ты у меня вся как на ладони!

Анжела припрыгивала на месте, будто ее поджаривали на углях. Кому приятно слушать, как твои мечты обращаются в капли яда, капающие с жала начальницы.

Я ведь работаю изо всех сил. Выкладываюсь, как могу. Моложе и здоровее меня во всем приюте нет, вот и приходится трудиться за всех монашек, вместе взятых. И с постояльцами у меня почти никаких проблем… наверное, потому, что они так похожи на дядюшку Майки…

– Есть и еще кое-что, может, и похуже. – Мэри Маргарет сцепила руки под увесистым бюстом, что в ее исполнении всегда предвещало проповедь.

– Неужели? – Анжела скрипнула зубами.

– Уж больно ты смазливая.

– Если я дам клятвы Господу, я их сдержу, – сухо заявила Анжела. Сама-то ты чего ради в монашки подалась? Только не надо про любовь к обездоленным. Может, растительность на подбородке виновата? Анжела прикусила язык, пока не довел до греха.

– Очень может быть. Но только потому, что будешь избегать ситуаций, где можно нарушить клятвы. Это не призвание, сестра, это игра в прятки. – Голос матери-настоятельницы неожиданно потеплел. Мэри Маргарет такое нередко проделывала, внезапно смягчаясь посреди жестокого нагоняя, чем приводила Анжелу в смятение. Уж лучше разнос на все сто. По крайней мере знаешь, что происходит. – Ну ладно. Меня еще куча дел ждет, – все тем же пугающе ласковым тоном продолжило начальство. – Дома, на досуге, подумай над тем, что я сказала, Анжела. А не то, гляди, замешкаешься и время упустишь. Будешь тогда стоять столбом, кусать губы и щеками полыхать, как сейчас. Да! И позвони тетушке Брайди, чтобы она меня попусту не мурыжила. – Прикурив еще одну сигарету, махнула рукой: – Иди давай.

Анжела выскочила в коридор, показала захлопнувшейся двери средний палец и лягнула воздух, за неимением реальной цели в виде широченного зада Мэри Маргарет. Сестра Кармел за окном с озабоченным видом семенила по огороду, свернула направо, остановилась, прижала палец к губам и решительно двинулась влево. Сверху, из секций, неслись крики и ругань. Разборки перед сном. По коридорам разливался неистребимый запах супа. Тетушки в голове Анжелы заверещали яростно и злорадно.

В словах Мэри Маргарет доля правды определенно имелась. Неприятно, но факт. И все равно несправедливо. Ну было несколько неверных шагов па пути к Богу, так что ж? Кто не ошибается?

Попытка служения у вечно молчащих сестер ордена Святой Клэр закончилась полнейшим крахом. Целый год Анжела маялась во время кошмарных безмолвных трапез и дрожала от жуткого холода на утренних службах, в кромешной тьме ерзая коленками по каменным плитам часовни. Маялась и дрожала до тех пор, пока в одно прекрасное утро слова из нее не полились потоком. Она болтала, болтала, болтала – и не могла остановиться. Говорила обо всем подряд, несла всякую чушь, будто помешанная. Сестры решили, что у нее горячка, и отправили домой. У тетушки Реджины как раз случился первый удар; помощь Анжелы пришлась кстати и затянулась па целый год.

Затем последовали двухлетние муки в качестве сестры-послушницы в Корке, в родильном доме. И снова фиаско. Анжела так и не смогла привыкнуть к страданиям рожениц. Она промокала им лбы и держала за руки, но она и выла вместе с ними, откинув голову и извиваясь от их боли. Ей дали передышку в канцелярии, но она по-прежнему мечтала о миссионерстве, потому и вернулась домой – опять вовремя. Дядя Майки начал выкидывать номера, а справиться с ним, кроме Анжелы, уже тогда никто не мог.

Вернулась ненадолго, а застряла на два года. За это время Анжела закончила учительские курсы, но преподавать не пошла; так и болталась без дела, если не считать возни с дядей Майки, пока тетушка Брайди не взяла инициативу в свои руки, позвонив в Лондон давнишней знакомой, сестре Мэри Маргарет. Та согласилась взять девочку под свое крыло н определила в приют послушницей, с пятилетним испытательным сроком. Все попытки Анжелы приблизиться к цели н дать обет мать-настоятельница пресекала самым грубым образом, так что и после пяти лет заветное монашество было от нее не ближе миссии в Африке. А дядя Майки по-прежнему обретался на чердаке.

Уже опустив руку на телефонную трубку, Анжела вспомнила высокого, худощавого гида с глазами табачного цвета – того, что вчера читал лекцию в Музее Альберта и Виктории. Странно. Что-то он ей часто па ум приходит – второй раз часа за два. И опять она вспыхнула при воспоминании, как мямлила в ответ на его вопрос о работе. Что это на нее нашло? Кофе выпить согласилась в следующую среду… хотя не выносит кофе. Слава богу, в среду она уже будет в Ирландии, с мамой, тетушками и дядей Майки. Вот и отлично. Нечего ей встречаться с этим парнем. И нечего разглядывать, как разбегаются от уголков его глаз морщинки, когда он улыбается… улыбается… Улыбается он как-то… сказала бы – смущенно, только с чего бы это мужчине смущаться? Забавный. Даже не заметил внимания слушателей, а ведь те ловили каждое его слово – благодаря ему музей словно бы ожил. Анжела случайно услышала, как американка, без устали жевавшая жвачку, сказала своему мужу, что «эта лекция – единственная стоящая штука из всего, что они видели и слышали в Лондоне».

А ведь такой… гид может здорово усложнить ей жизнь. Не для того она мучилась все эти годы, чтобы пустить все по ветру за чашкой кофе. Правда, у нее время от времени случались проколы. Встречалась она со всякими там санитарами, врачами и прочими; однажды был даже капеллан… не о чем ни говорить, ни переживать, как уверяли Анжелу монашки, не далеко ушедшие от ее возраста – всего на пару десятков лет, не больше. Это абсолютно нормально. Физиология, только и всего. Двадцать, тридцать лет воздержания, готовки супа, тяжкого труда, молитв – и вся физиология улетучится. Анжела не стала бы клясться, что утешение коллег по приюту вселило в нее покой. Скорее уж вселило ужас. Однако как бы там ни было, а приступ дядюшки Майки в данном случае ей на руку. Встреча в среду отменяется, а значит, они больше не увидятся. Прекрасно. Великолепно. Несмотря на то, как он… нет. Довольно о нем думать. Спасибо тебе, Господи. Спасибо.