Барбара Делински - Когда приходит беда

Поппи сделала еще шаг. И еще. И еще. Она не хотела оглядываться назад, чтобы не видеть, как далеко отошла от своей коляски. Надо сосредоточиться на следующем шаге, только на нем.

То, что в феврале было просто сугробом, оказалось скамейкой. Она и была теперь ее целью. Когда Поппи чувствовала, что больше не может идти – начинали трястись плечи, болели руки, – она смотрела на эту скамейку. Чем дальше она шла, тем труднее ей становилось дышать. Однако чем ближе она подходила к цели, тем сильнее хотела достичь ее.

Последние несколько шагов дались ей труднее всего. Она осторожно, опираясь на костыли, опустилась наконец на скамейку. Прошло не меньше минуты, прежде чем она отдышалась.

А потом, вздохнув, теперь уже совсем по другой причине, Поппи посмотрела на памятник. На нем было высечено: «Перри Уокер. Любимому сыну и другу, который слишком рано нас покинул».

Она смотрела на эту надпись, читала и перечитывала ее, и в горле у нее стоял ком.

– Прости меня, – прошептала она. – Мне очень жаль, что так получилось.

И тут слезы полились у нее из глаз. Она оплакивала Перри и его родителей, она оплакивала все, что они потеряли. Она плакала теперь и из-за своих родных, из-за того, что им пришлось пережить. А еще она плакала о себе – о том, что прошла ее юность, о том, что она калека. Она плакала, пока не выплакала все слезы. А потом рассказала Перри, что с ней происходило в течение этих двенадцати лет. Она не произнесла ни слова вслух, но была уверена, что он каким-то образом все слышит и понимает.

Наконец Поппи закрыла глаза, склонила голову и вспомнила молитву. В ней говорилось о прощении.

Тут она услышала какой-то звук. Открыв глаза, она подняла голову и прислушалась. Прошло еще какое-то время, прежде чем звук раздался вновь. Но ожидание стоило того. Она почувствовала, что ее душа очистилась. С этим чувством пришел и душевный покой.

Посмотрев в последний раз на могилу Перри, она взяла костыли и пристроила их под мышки. Обернувшись, чтобы оценить путь, который ей предстоит проделать, она увидела рядом со своим «блейзером» Гриффина.

И почему-то не удивилась. Они с ним были как единое целое. Он ее очень хорошо понимал и всегда чувствовал, что происходит в ее душе. Поэтому он и догадался, куда она поехала и почему ей надо было пройти этот путь самой. Он не побежал ей навстречу, чтобы взять ее за руку или вообще схватить в охапку и донести до машины. Он таким образом давал ей понять, что верит в нее, верит, что ей удастся все, чего бы она ни захотела.

Когда она пошла к нему, каждый ее шаг был мучительным и неуверенным, но для нее все это было не важно, потому что она уже не смотрела на могилу. Она не смотрела в прошлое. Она смотрела на то, что было для нее настоящим и будущим, – она смотрела на Гриффина.

И только когда она прошла значительную часть пути, Гриффин пошел ей навстречу. Он шел медленно, соразмеряя свои шаги с ее. С каждым неуверенным шагом ей казалось, что она любит его все сильнее.

Наконец они встретились. Он постоял с ней рядом, а потом сказал:

– Я так тебя люблю, что просто схожу с ума.

Она засмеялась. Это были самые лучшие слова, которые он только мог ей сказать.

Он усмехнулся, но беспокойство не исчезло с его лица. И она поняла, что он волнуется не из-за того, сможет ли она самостоятельно дойти до машины.

– У меня в кармане кое-что для тебя есть, – сказал он. На этот раз Гриффин говорил явно не о шоколадке.

– Можно посмотреть? – спросила Поппи, умирая от нетерпения.

– Достань.

Она сунула руку к нему в карман и достала оттуда кольцо. Гриффин надел его ей на палец, и у нее от восхищения перехватило дыхание. Кольцо было таким изящным – бриллиант, обрамленный изумрудами.

– Просто изумительное, – прошептала Поппи, и тут вдруг она почувствовала, что устала стоять.

Она обвила руками шею Гриффина, костыли упали на землю. Он поднял ее на руки.

– Ну, так я жду ответа: да или нет?

– Да. Конечно же, да! – воскликнула она.

И тут как бы эхом прозвучал еще один крик. Он доносился с озера и возвещал весну и возрождение жизни. В Лейк-Генри вернулись гагары.