Кристин Ханна - Разные берега

Сразу должна сказать вам, что мне исполнилось сорок шесть. Я уверена, ваш, университет завален анкетами талантливых двадцатилетних ребят. Я, по правде говоря, даже не знаю, как я буду с ними соперничать. Правда, если вы принимаете в расчет мечты, у меня еще есть шанс. Для молодых мечта – это просто цель, к которой они стремятся. А для женщины, половину своей жизни пытавшейся помочь другим осуществить их мечту, это нечто другое.

Когда-то, много лет назад, мне говорили, что у меня есть талант. Мне тогда это казалось не столь важным, чем то, что я унаследовала от предков. Я тогда не понимала – так, как понимаю это сейчас, – что талант – это Божий дар. Я пренебрегала им. Я вышла замуж, родила детей и забыла свои мечты, забыла, кем я когда-то хотела стать.

Но жизнь проносится так быстро! Вот, казалось бы, только вчера тебе двадцать и ты готова к великим свершениям, а потом не успеешь опомниться, как тебе иже сорок шесть и ты чувствуешь, что устала от жизни. Но если очень повезет, то один-единственный момент может перевернуть все.

Именно так и случилось со мной в этом году. Я проснулась. Я раскрыла глаза и осмелилась посмотреть вокруг. И увидела, что превратилась в женщину, которая забыла, что это такое – рисовать и что при этом чувствуешь.

Теперь я все вспомнила. Последние несколько месяцев я снова занялась живописью, начала изливать на холсте свою душу. И поняла – хотя это и невероятно, – что мой талант по-прежнему при мне. Конечно, он не тот, что раньше, он ослабел, зато я стала сильнее. Мое видение мира стало четче.

И вот я прошу вас предоставить мне шанс и дать возможность осенью приступить к занятиям в вашем университете. Я, конечно, не могу гарантировать, что стану знаменитым, ни на кого не похожим художником. Я могу только обещать, что приложу к учебе все свои силы.

И никогда не перестану стремиться к совершенству.

Когда Джек подъехал к дому, была уже ночь, однако во всех окнах горел свет.

Он подошел к двери и позвонил. Никто ему не открыл, так что он вошел сам.

Элизабет была в гостиной. На ней была длинная белая майка и пушистые тапки. Она танцевала, подпевая проигрывателю: «Я вижу, что дождь уже прошел».

Элизабет остановилась и увидела Джека. Счастливая улыбка озарила ее лицо.

Они стояли в разных концах комнаты, а ему так много надо было ей сказать!

– Ты не поверишь, что я сделала сегодня, – сказала Элизабет, в танце приближаясь к нему.

– Что? – спросил он.

Джек не ожидал увидеть ее такой радостной и счастливой, и это немного сбило его с толку. Может быть, ей нравится жить без него.

– Я послала анкеты в аспирантуру.

– В аспирантуру?

Джек почувствовал гордость за жену, которая, однако, быстро переросла в тревогу.

– А куда?

– Ну, я подумала, что попробую поступить в аспирантуру... в Нью-Йорке, – с улыбкой ответила она. – Ведь там живет и работает мой муж.

Джек с облегчением вздохнул.

– Птичка, как же я тобой горжусь! Я всегда знал, что у тебя талант. Потом, помолчав немного, он добавил: – Ты знаешь, мне предложили вести воскресную передачу «Национальная футбольная лига».

– Это же здорово! Когда ты начинаешь?

– Я еще не дал окончательного ответа. Я сказал, что мне надо посоветоваться с женой.

– Ты что, шутишь?

Он взял Элизабет за руку и повел к дивану. В голове у него вертелись слова, которые он так хотел ей сказать. Я люблю тебя, Птичка. Это было самое главное.

За двадцать лет эти слова утратили свой истинный смысл. И сейчас он хотел вдохнуть в них новую жизнь.

– Я не хочу больше жить врозь.

– Правда?

Ее улыбка как-то потускнела. Джек увидел в ее глазах новое выражение, раньше ей несвойственное. Это его насторожило, он вспомнил, как сильно она изменилась.

– Ты – вся моя жизнь, Птичка. Я и не догадывался, что так люблю тебя, пока мы не расстались.

Она поцеловала его в губы, прошептав:

– Я так скучала по тебе.

И Джек снова почувствовал себя дома. После того как они смогли наконец оторваться друг от друга, Джек сказал:

– Все-таки самое главное в жизни – это мы с тобой. Все остальное не важно. Поэтому-то я пока и не согласился на новую работу.

– О Джек, – прошептала она, нежно касаясь его лица. – Я теперь знаю, что такое мечта. Не каждая мечта сбывается. А любовь... она сильнее всего на свете. Соглашайся на эту работу. Я подыщу нам большую квартиру, в которой я могла бы оборудовать мастерскую.

На этот раз у них все будет хорошо, Джек был в этом уверен. После двадцати четырех лет совместной жизни они наконец-то нашли верный путь.

– Покажи мне свои работы, – сказал Джек.

Ее лицо расцвело в улыбке. Она взяла его за руку и подняла с дивана. Держась за руки, они прошли на кухню. Элизабет вытащила из кладовки огромную картину.

Она приставила ее к шкафу и отошла в сторону.

– Не говори, что она тебе нравится, если это не так, – сказала она, волнуясь.

Джек был слишком поражен, чтобы вымолвить хоть слово.

На картине был зимний пляж, написанный серыми, пурпурными и черными красками. Вдалеке виднелась одинокая фигура. Ему стало грустно, картина заставляла задуматься о скоротечности жизни, о том, как легко пройти мимо того, что действительно для тебя важно.

– Птичка, это просто потрясающе! Ты как раз писала картину, когда мы встретились в первый раз, помнишь? На ней был пирс, и настроение было такое же – одиночество. Я, помню, хотел сказать тебе, что от картины мне становится грустно, но не решился.

Элизабет посмотрела на него:

– Просто не верится, что ты об этом помнишь.

– Я многие годы про это не вспоминал. Но поверь, без тебя мне было так плохо! Весь мир из разноцветного превратился в черно-белый.

Джек дотронулся до ее лица, ощутив теплоту ее кожи.

– Я без ума от тебя, Птичка!

– Я люблю тебя, Джек. И никогда больше об этом не забуду. Джек поцеловал ее, и на его глаза навернулись слезы.

Через шесть недель Элизабет получила письмо:

Уважаемая миссис Шор, рады сообщить Вам, что Вы приняты в аспирантуру Колумбийского университета на отделение изобразительных искусств.