Аурелия Хогарт - Жених благородных кровей

Он торопливо вышел из дома и увидел Франсину. Она величаво плыла к парадному входу – со свежим лицом, расправленными плечами и идеально уложенными светлыми кудрями. За ней шла служанка, неся в одной руке вечерний наряд, в другой сумку.

Джеффри сбежал по ступеням.

– Франсина! Как хорошо, что я тебя встретил! Если хочешь, чтобы мы остались друзьями, хоть единственный раз в жизни махни рукой на приготовления к проклятому сборищу и поехали со мной. Надо поговорить. Другого случая, возможно, не представится.

Франсина взглянула на него, как на умалишенного.

– Если хочу, чтобы мы остались друзьями? По-моему, мы через месяц играем свадьбу...

Джеффри, качая головой, пошел к машине.

– Свадьба отменяется, – сказал он, не поворачивая головы. – Прости, я должен срочно уехать. Если желаешь узнать почему, еще раз повторяю: наплюй на маскарад и едем со мной.

Он уже садился в машину, когда Франсина, оправившись от потрясения, которое почти не отразилось на ее лице, велела служанке идти в дом и ждать.

– Джеффри! – крикнула она.

Джеффри захлопнул дверцу и посмотрел на Франсину в зеркало заднего вида.

– Подожди! – Видя, что он настроен решительно, она гораздо быстрее, чем обычно, подошла к машине, села рядом с Джеффри и перевела дыхание. – Так и быть, едем.

Всю дорогу до Дублина Джеффри мчал на предельной допустимой скорости и без остановки рассказывал Франсине о том, что случилось в замке. Она слушала, как в те дни, после Робертиного исчезновения. Даже внимательней. И выражение ее лица, которое впервые за последние пять лет казалось Джеффри живым, менялось каждые несколько минут.

Въехав в город, они остановились у ближайшего кафе. Франсину не отпугнула ни скромная вывеска, ни убогая обстановка, ни даже компания шумных подростков за одним из столиков. Сели у дальней стены, заказали по чашке кофе, и Джеффри вдруг увидел перед собой не величественную статую из музейного зала, а обычную женщину, павшую духом под бременем невзгод.

– Вэлари и папа! – произнесла она, глядя в одну точку. – Поверить не могу! Я с малых лет смотрела на отца как на олицетворение порядочности. Мне казалось, он не способен совершать ошибки. А тут...

Джеффри сжал кулак.

– Знаю, что тебе это трудно осознать как дочери, но любовную связь еще можно понять. Конечно, надо уметь управлять чувствами, но порой они сильнее воли и страха перед запретами. Чудовищнее всего в этой истории – неслыханная жестокость. Неужели она надеялась, испортив жизнь мне, обрести счастье и до конца своих дней беззаботно упиваться им?

Франсина долго молчала, покачивая головой из стороны в сторону.

– Да, мне трудно это осознать, – проговорила она наконец – медленно и отрешенно, словно в полусне. – И не только потому, что отец предал маму. Понимаешь, до недавнего времени я была убеждена, в основном благодаря отцовскому воспитанию, что жить следует, как требуют принятые в цивилизованном обществе нормы, считала, что лишь при таком раскладе можно быть спокойной и довольной своей участью. Но в последние дни стала все чаще задумываться: так ли это? А сегодня окончательно убедилась в том, что ошибалась... – Она умолкла и вдруг вскинула голову. – Так вот почему Вэлари столь старательно меня обрабатывала!

– Обрабатывала? – изумился Джеффри.

– Ведь это она посоветовала мне переехать в Дублин, убедила в том, что лучшего, чем ты, жениха не найти ни в Англии, ни в Ирландии.

– Что?! – Джеффри резко наклонился вперед и, наверное, крепко выругался бы, но в эту минуту принесли кофе и он сдержался.

Франсина взяла чашку, поднесла к губам и, не сделав ни глотка, рассеянно опустила ее на стол.

– Вэлари все время мне звонила – убеждала меня, что надо постоянно быть с тобой рядом, приучать тебя к себе, потом настоятельно посоветовала сделать тебе предложение, – продолжила она. Ее глаза взволнованно блестели.

Джеффри слушал и не мог поверить, что позволил сделать себя – более того, Роберту да и Франсину тоже – игрушками в грязной игре.

– Если бы я знала... – пробормотала Франсина. – Мне казалось, Вэлари всего-навсего желает нам с тобой добра.

– Гадина эта Вэлари, вот кто! – в отчаянии воскликнул Джеффри. – Моя родная тетка – уму непостижимо! Почему, ну почему ты ни разу не сказала мне, что действуешь по ее указке?

Франсина прижала руки к лицу. Джеффри снова невольно отметил, что быть человеком, не фарфоровой куклой, ей идет куда больше.

– Говорю же: я считала ее другом. К тому же свято верила, что они знают гораздо больше нас – мои родители, твои, Вэлари... Какой же я была наивной! – Она помолчала. – Интересно, зачем Вэлари описывала все свои пакости? Для чего вообще заводят дневники?

– Тут нет ничего удивительного. Когда у человека есть склонность писать, пусть даже не столь ярко выраженная, как у меня, а главное, если не с кем делиться впечатлениями, он рано или поздно начинает поверять свои тайны бумаге. Франсина, Франсина! – Джеффри обхватил голову руками. – Какие мы оба дураки! Как я мог согласиться на этот нелепый брак?! Почему не почувствовал подвоха?! Не додумался, что без любви ничегошеньки у нас с тобой не получится? – Он уже видел, как при упоминании о любви Франсина насмешливо кривит губы, но сейчас, к его удивлению, она лишь сильнее погрустнела.

– Я, наверное, вовсе не умею любить.

Джеффри отчетливо услышал в ее голосе горечь, и его сердце дрогнуло от жалости.

– Глупости! – воскликнул он, желая подбодрить ее.

– Раньше я и знать не желала, какая она на вкус – ваша любовь, – продолжила Франсина, будто не услышав его. – А потом вдруг... – Она взглянула ему в глаза – так решительно и отважно, будто бросала вызов. – Потом вдруг увидела, как ты смотришь на свою Роберту, и мир, что казался столь незыблемым и надежным, вдруг покачнулся...

Джеффри едва не раскрыл рот. Он в жизни не говорил Франсине, что та служащая гостиницы – ответственная за связи с общественностью – и есть его Роберта.

– Как только Фрэнк сказал мне, что залы демонстрирует в этой гостинице Роберта Лоуренс, я сразу обратила внимание на имя, – принялась объяснять Франсина, увидев, что он онемел от изумления. – Мне стало интересно. Конечно, Роберт на свете много, но мне подсказало шестое чувство: это она, та самая. Потому-то я и уговорила тебя поехать со мной. Когда ты взглянул на нее и я увидела в твоем взгляде столько всего – предельную радость, восторг, какого не дают ни дорогие вещи, ни аристократическое общество, и вместе с тем недоумение, отчаяние и тоску, – я больше ни секунды не сомневалась.

– Но ты даже не намекнула, что догадалась. – Джеффри смотрел на нее во все глаза.

– Не видела в этом смысла, – с грустью сказала Франсина. – Знаешь, мы потом встретились с Робертой еще раз. Я старалась держаться как всегда, а когда речь вдруг зашла о счастье, заявила, будто предпочитаю, чтобы все шло как по нотам. Она ужасно разволновалась.