Диана Стоун - Принцесса и ангел

В конце концов он больше не мог выдерживать отчужденности, внезапно возникшей между ними, и, потянувшись через стол, накрыл ее руку своей ладонью.

– Что с тобой, Алекс? Почему ты такая тихая?

Она вскинула на него глаза. Черное облегающее фигуру платье очень шло ей, но все же было не в ее стиле именно потому, что черное. Он привык видеть ее в чем-то ярком, жизнеутверждающем.

– Я... просто я задумалась, – ответила она, слабо улыбнувшись. Задумалась о нас с тобой. О Шоне.

– О чем?

Алекс очень хотелось рассказать ему о Шоне, но она никак не могла решиться. Одно дело знать самой о том, где прячется сбежавший из дому мальчик, и не сообщать в полицию; это ее риск, и она сознательно идет на него. И совсем другое – втягивать в авантюру Колина Маршалла, известного бизнесмена, владельца крупной компании. Рассказав Колину, она подвергнет риску и его.

К тому же Алекс не была до конца уверена, как он к этому отнесется. Возможно, станет настаивать на том, чтобы сообщить в полицию, и его нельзя будет за это винить. Это его гражданский долг. И тем не менее Алекс знала, что будет разочарована, если он так поступит, поэтому колебалась. В конце концов она не выдержала:

– Колин, знаешь, тот мальчик, ну, который строил песочный замок на пляже и с которым я разговаривала. Помнишь? – Алекс сделала глубокий вдох и еще раз спросила себя, правильно ли поступает, втягивая его в это, но раз уж начала... – Это тот самый мальчик, который сегодня просил у тебя денег возле кафе. Его зовут Шон. Он сбежал из дому и живет в подвале дома, расположенного справа от моего. Он ведь принадлежит твоей компании, да?

Колин кивнул и несколько минут молчал, как видно переваривая информацию.

– И как долго ты уже об этом знаешь? – спросил он.

Ее и удивило и обрадовало, что он, кажется, совсем не рассердился. А Колин понял, что ее задумчивость и нервозность вызвана неуверенностью в нем. Она не знала, сможет ли положиться на него в этом деле. Что ж, ее можно понять.

– Я с самого начала подозревала, что он сбежал из дому, – ответила Алекс, – но не знала, где он обитает, пока сегодня вечером не заметила из окна, как он юркнул в подвал соседнего дома.

– Ты ведь знаешь, что он не должен там оставаться, верно?

– Знаю. – У Алекс сжалось сердце. – И пойму, если ты захочешь сообщить в полицию.

Колин вскинул брови.

– Разве я что-нибудь сказал о полиции?

Ей захотелось сию минуту броситься ему на шею и расцеловать. Она просияла.

– Я люблю тебя. И я видела, как сегодня днем ты дал ему денег, не отпирайся.

Он пожал плечами.

– Просто мне не нравится, когда дети голодают.

Ему не понаслышке было известно, что значит быть голодным.

– Я так понимаю, ты уже что-то придумала насчет этого мальчишки.

Она кивнула.

– Мы с ним несколько раз говорили, и, мне кажется, он начинает проникаться ко мне доверием. Надо подождать, когда он сам попросит о помощи.

– А если не попросит?

– Непременно попросит, можешь мне поверить. Просто надо дать ему еще немного времени.

Колин покачал головой.

– Ну прошу тебя, давай дадим ему хотя бы пару дней. Думаю, этого будет достаточно. – На этот раз она протянула руку и погладила его ладонь.

– Два дня, не больше. – Колин перевернул ее руку ладонью вверх и стал водить большим пальцем по внутренней поверхности запястья.

Алекс радостно улыбнулась, но тут же сникла, сообразив, что все-таки втянула его в это щекотливое дело, а он рискует гораздо больше нее.

– Должна предупредить тебя, что укрывательство беглецов противозаконно. Тот факт, что нам известно, где прячется Шон, и мы не сообщаем куда следует, может быть расценен как укрывательство. Мне бы не хотелось, чтобы у тебя из-за этого возникли неприятности.

Колина тронула ее забота. Ему было приятно сознавать, что она доверилась ему в столь непростом деле. Однако была во всей этой ситуации и забавная сторона. Его принцесса совсем не беспокоилась о себе, не думала, что ее собственное поведение никак нельзя назвать законопослушным, но ужасно боялась вовлечь его во что-то противозаконное. По-видимому, она не сомневалась, что уж он-то всегда строго следует букве закона.

– Что ж, ясно. Понимаю и принимаю этот риск, – сказал он. – Это единственное, что не давало тебе покоя весь вечер?

– Нет, не единственное, – отозвалась она. – Еще я думала о нас с тобой.

– Что ж, давай обсудим и это. – Он сплел их пальцы. – Но мне бы не хотелось тратить время на обсуждение собственной персоны. Предпочитаю поговорить о тебе.

Алекс улыбнулась. Да, это она заметила. Колин упорно отвергал все ее попытки поговорить с ним о его прежних годах и до сих пор не подпускал ее слишком близко в эмоциональном плане. Но она так не могла. Ей нужно гораздо больше, чем просто физическая близость, хотя и ее она предвкушает с трепетным восторгом. Она хотела, чтобы он научился доверять ей, как она доверяет ему, ведь страсть может обойтись без доверия, любовь – никогда.

– Я готова рассказать тебе все, что ты хочешь знать, Колин, но и ты не должен отгораживаться от меня. Я люблю тебя и хочу знать обо всем, что сделало тебя таким, какой ты есть. Поверь, ничто из того, что ты можешь рассказать, не будет шокировать и не разочарует меня. Ты не представляешь, каких историй я наслушалась за время своей работы в Обществе!

Голос ее был нежным и бархатистым, как лепестки розы. Он манил и притягивал.

– Прошу тебя, милый, доверься мне. Помоги преодолеть ту неприступную стену, которой ты себя окружил.

Колин похолодел. Алекс упорно пытается проникнуть к нему в душу, заставляя открыто посмотреть в лицо своему прошлому и заново переоценить прожитые годы. Но даже теперь, когда воспоминания детства казались, как никогда прежде, далекими, он не мог рассказать ей всего. Ведь в таком случае пришлось бы назвать и свое настоящее имя.

– Не думаю, что мое прошлое так уж интересно, чтобы о нем говорить. – Ему было неприятно продолжать обманывать ее, но он еще не был готов раскрыться перед ней до конца. Открыть все свои тайны. Не здесь и не сейчас. Но в то же время он понимал, что больше не может повторять ту официальную версию своей биографии, которая вполне устраивала всех, кроме проницательной Алекс.

– Должно быть, это все действительно очень важно, если тебе так трудно об этом говорить, – мягко произнесла Алекс. – Но, может, есть какие-нибудь незначительные мелочи, о которых ты мог бы рассказать? Например, каким ты был в детстве?

Незначительные мелочи? Если б она знала... Он резко убрал руку, словно обжегшись, и после довольно продолжительного молчания все-таки заговорил:

– С раннего детства мне навязывали представления и идеалы, которых я не разделял. Мне предоставляли простор и свободу выбора, а мне хотелось строгости и дисциплины. – Колин замолчал, словно ему трудно было говорить.