Дениза Алистер - Не нужно слов

Слишком сентиментально? Когда Кэтрин сочиняла песню, она не думала так. Сейчас она пела то, чего не исполняла несколько лет. Это было время, когда она выступала вместе с Фредериком. Как гармонично низкие тона ее голоса сливались с его чистым спокойным голосом. Потом, если эту песню передавали по радио, она выключала его, и решила никогда больше не записывать ее для альбомов и не исполнять на концертах. Сейчас же ей необходимо было воскресить воспоминания о работе с ним, чтобы посмотреть в лицо реальности и убедиться, что сможет сотрудничать с ним, спрятав глубоко в сердце свое чувство к нему. Осталось всего две недели, чтобы решить, удастся ли ей быть такой.

Она не изменила своего решения работать с ним, но боялась повторения прошлого. Не потому, что прошлое оставило шрам в ее душе, больше всего она страшилась самой себя, того, что помимо воли ее неудержимо тянуло к нему.

– Я давно не слышал, чтобы ты это пела.

Застигнутая врасплох, Кэтрин резко обернулась и увидела своего друга-музыканта Томаса Мартина.

– Ох, Том! – У нее вырвался вздох облегчения. – Ты перепугал меня, появившись сзади. Я не знала, что тут кто-то есть.

– Мне не хотелось останавливать тебя. Я слышал эту песню только, когда ты пела ее с Эмбриджем. – Томас вышел из тени кулис и подошел к ней. У него за спиной висела гитара. Это было характерно для него. Его редко видели без инструмента. – Эта песня – одна из лучших твоих вещей. Только, думаю, ты не захочешь петь ее с кем-нибудь другим.

Кэтрин удивилась тому, что он оказался таким догадливым. Разумеется, у Томаса были основания так думать.

– Да, полагаю, что не буду. Пока не буду. Ты пришел сюда порепетировать?

– Я звонил тебе домой. Марианна сказала, что, возможно, ты здесь.

Томас подошел к ней и, поскольку на сцене не было стульев, сел на пол. Кэтрин опустилась рядом с ним, скрестив ноги. С этим человеком она чувствовала себя непринужденно, впрочем, как и с любым другим музыкантом.

– Я рад, что ты приходишь сюда. Я тоже испытываю необходимость прочувствовать театр до начала представления. Все остальные оркестранты обсуждают будущие гастроли.

– Куда мы едем сначала? Господи, как я ненавижу самолеты! Снуешь как челнок – то туда, то сюда. После гастролей только дня через два начинаешь приходить в себя.

Музыкант быстро перебирал струны своей гитары. Он смотрел на руки Кэтрин, лежащие на коленях, – золотисто-коричневые от загара и такие хрупкие. Сквозь кожу просвечивали голубые жилки. Ногти не длинные, хорошей формы, покрытые светлым лаком. На пальцах никаких колец. Руки лежали неподвижно, значит, она сейчас уже не нервничает, как тогда на приеме, когда он окликнул ее. Теперь она была спокойна.

– Надеюсь, эта поездка пройдет хорошо, – продолжила разговор Кэтрин.

– Слишком много переездов, – заметил Томас. Ему нравилось, как она смеется, как гулко разносится смех по пустому театру, но сейчас Кэт была задумчива и молчалива.

– Да, ты прав, можно свихнуться, переезжая из города в город день за днем. А музыка тоже стала бизнесом.

– Еще каким! Огромным, как денежный сундук.

– У тебя дар делать сравнения, – сказала Кэтрин, глядя на его пальцы, перебиравшие струны. – Я люблю смотреть, как ты играешь, совершенно без усилий. Когда Фред учил меня... – Слова повисли в воздухе, словно она вдруг спохватилась. Но, сделав над собой усилие, Кэт продолжала: – Я... мне было трудно, потому что он левша и, естественно, его гитара приспособлена под левую руку. Мне пришлось переучиваться. – Она улыбнулась, вспомнив о прошлом.

С отсутствующим видом Кэт встала и погрузилась в молчание. А Томас продолжал играть. Между ними возникло чувство душевной близости здесь, в пустом театре, где они были одни. Но его музыка оказалась не единственным звуком в тишине зала. Кэтрин снова начала напевать... Она воспрянула духом, слушая интерлюдию, которую играл Томас. Она не думала, что сможет почувствовать прилив творческого вдохновения. Это было совсем иное ощущение по сравнению с тем, которое она испытывала, когда пела перед зрителями на освещенной сцене. Она ощутила рядом с собой крепкую дружескую руку, и душевный покой снизошел на нее. Кэтрин улыбнулась Томасу, когда кончила петь, и сказала:

– Я рада, что ты пришел.

Он смотрел на нее, и впервые его гитара молчала.

– Сколько времени прошло, как я появился у тебя, Кэт?

Ее мысли вернулись ко времени, когда он появился в ее труппе.

– Четыре, четыре с половиной года.

– Этим летом будет шесть, в августе, – поправил он ее. – Ты участвовала в прослушивании во втором туре, одетая в мешковатые белые брюки и рубашку, полосатую, как радуга. И босиком... В глазах полная растерянность. За месяц до этого Эмбридж уехал в Штаты.

Кэтрин пристально посмотрела на него. Никогда она не слышала от него таких длинных речей.

– Тебе не кажется странным, что ты помнишь, как я была одета?

– Я запомнил это потому, что почувствовал – в любви к тебе надо действовать без промедления.

– Ох, Том... – Она хотела что-нибудь сказать ему, но не нашла ничего подходящего.

– Один или два раза я подходил к тебе, чтобы предложить жить вместе.

Кэтрин отступила и, резко выдохнув, сказала: – Почему же ты этого не сделал?

– Потому что тебе трудно было бы сказать «нет», а мне еще труднее это услышать. – Он забросил гитару за плечо, наклонился и поцеловал ее.

– Я не знала, – пробормотала она, прижав обе его руки к своим щекам. – Извини...

– Мне все понятно. Ты никогда не выбрасывала его из головы, Кэт. Это проклятье, состязаться с памятью. Сейчас мои чувства безопасны. Я знаю, ты никогда не примешь моего предложения, поэтому я избегаю делать его тебе. – Он передернул плечами. – Меня всегда потрясало, что ты женщина, которая может дать мужчине все и не попросить от него ничего взамен.

– Я?

– Тебе необходим человек, который может стать опорой. Я не гожусь для этого. Я не смог бы отказать тебе в чем-либо или прикрикнуть на тебя. Я способен только на безумную любовь. В конце концов, мы причиняли бы друг другу боль.

Кэтрин изучающе глядела на него.

– Но почему все это ты говоришь мне сейчас?

– Потому что, когда я услышал твое пение, я понял, что буду любить тебя всегда. – Он погладил ее по волосам. – Моя мечта – согреть тебя в холодные ночи и дать тебе почувствовать себя снова юной, когда ты состаришься. И я надеюсь, что когда-нибудь, не скоро, смогу ощутить себя любимым. Или это напрасные надежды?