Роксана Пулитцер - Двойняшки

Сэмюэл Голдфарб являлся одним из самых дорогих и влиятельных адвокатов в Соединенных Штатах.

Его отец основал юридическую фирму в Палм-Бич еще в пятидесятых годах. Несколько лет назад, когда Сэмюэл Голдфарб-старший удалился на покой, дела фирмы перешли к Сэмюэлу Голдфарбу-младшему.

Сейчас под его началом работали тридцать шесть адвокатов. Сэм любил свое дело и не проиграл ни одного процесса за последние десять лет.

— Итак, Деке, почему такая срочность? — спросил адвокат, сверля Декстера взглядом.

— Эта сука застала меня в постели с девчонкой, — начал Декстер. Он поднялся и принялся расхаживать по кабинету. Казалось, его переполняла энергия, которой не находилось выхода. — С четырнадцатилетней девчонкой, после некоторого колебания добавил Декстер.

— Черт, так вот почему она первой подала на развод. Она этим, конечно, воспользуется. — Сэмюэл наморщил лоб и откинулся на спинку кресла. Почесал в затылке и ослабил узел галстука. Адвокат был в ярости. Как посмел этот богатый кретин так под ставиться? — Господи, Декстер, еще в прошлом году мы говорили тебе, что нам удастся скрыть все твои похождения. Нет свидетелей и… Но это… — Адвокат покачал головой, затем продолжил:

— Ведь это же мы должны были подать на развод, помнишь?..

— Уладь это, Сэм, — в раздражении проговорил Декстер. Он не любил, когда ему начинали выговаривать. Взглянув на прилизанные черные волнистые волосы адвоката, Декстер поморщился. — Уладь это, — с нажимом повторил он сквозь зубы.

Сэмюэл вздохнул, прикрыл глаза и, немного помолчав, сказал:

— Хорошо. Как ее зовут и где вы познакомились?

— Терри, как ее там… Не помню. Я встретил ее в доме Боба Алкори. У него, как всегда, живут три-четыре девицы. Ты же знаешь Боба — вечеринка за вечеринкой, — сказал Декстер с улыбкой.

— А его адрес? — пробормотал Сэм, делая пометки в блокноте.

— Улица Найтингейл, двадцать три.

— А те материалы, о которых я просил, ты принес?

Декстер открыл свой кейс и выложил на стол красного дерева стопку книг Энн: книга И. Чинга, книги о рунических письменах, о реинкарнации и верованиях американских индейцев.

— Еще я принес индивидуальные гороскопы Керри и Грейси, составленные местным астрологом по заказу Энн.

Сэмюэл постукивал концом авторучки по столу.

Он пытался осмыслить шокирующую новость, которую сообщил Декстер. Черт возьми, это же развращение малолетних…

— И не забывай про ту поездку, когда Энн было восемнадцать и она призналась, что пробовала наркотики. Энн не станет врать в суде. Она никогда этого не делает. Если хочешь, я могу организовать, чтобы ей подкинули ЛСД.

— Декстер, давай не будем увлекаться. Ты сам говорил мне, что она не употребляла наркотики, если не считать того единственного раза. Да и по тому эпизоду у нас нет свидетелей.

— Я смогу найти свидетеля.

Сэм Голдфарб встал, подошел к окну и взглянул вниз — на юных красавиц.

— Послушай меня, Декстер, — проговорил он. — Мы потратили целый год, готовясь к этому процессу. Я считал, тебе дорога твоя репутация. Ты же не захочешь запятнать свое имя или имя своих детей, выдвигая заведомо фальшивые обвинения. Мы остановимся на религии и на том, что у нас уже есть.

— Закон есть закон, да? — ухмыльнулся Декстер.

— Нет, — ответил Голдфарб, — но наши действия должны иметь видимость законности. А мне нравится выигрывать. Так что мы поступим так, как говорю я.

Декстер повернулся к выходу.

— Кстати, нам удалось привлечь судью Хотхорна к этому делу. Он именно тот, кто нужен, — он очень консервативен, — сказал напоследок Голдфарб, стараясь немного разрядить атмосферу.

Декстер улыбнулся и нажал на кнопку лифта.

— Не надо меня провожать, — сказал он.

— Держись подальше от своей малолетки, — предупредил Голдфарб.

Декстер вышел на залитый солнцем бульвар и вдохнул свежий океанский воздух. Да, он сделал свою жизнь сам. Господь наградил его такими качествами, которыми обладали очень немногие. Все всегда происходило именно так, как было нужно ему. А если что-то шло не так, он все исправлял с помощью денег.

Он направился к салону Элизабет Арден, где на десять утра у него был назначен массаж и маникюр.

«Да пошли они, эти адвокаты, — думал он, — им следовало назвать свою фирму не „Голдфарб и Дитиот“, а „Голдфарб и Идиот“. — На его лице появилось решительное и упрямое выражение. — А эту кошечку я все равно буду трахать, когда захочу».

Толпа окружила лимузин, в котором Энн подъехала к зданию суда. Несколько лиц почти прижались к боковым стеклам машины. На них было выражение, подобное выражению зрителей в цирке, которые приходят на представление лишь для того, чтобы посмотреть на трюки клоунов. Бракоразводный процесс продолжался уже четыре недели, и этот месяц стал для Энн сущим кошмаром. Над ее домом в Палм-Бич кружили вертолеты, перед воротами стояли пикеты религиозных фанатиков, папарацци преследовали на велосипедах ее и двойняшек даже на озере Трейл — казалось, что от оскорбительной навязчивости представителей прессы просто невозможно избавиться.

Энн прикоснулась кончиками пальцев к векам, проверяя, сильно ли они припухли после многих бессонных ночей. Правда, она попыталась поправить дело макияжем, но все же… Вздохнув, Энн вылезла из машины и оказалась в толпе, преградившей ей дорогу.

Рослые плечистые телохранители старались изолировать Энн от людей с микрофонами, видео- и телекамерами. Беснующиеся репортеры и фотографы заполнили тротуары по обе стороны от входа.

— Извините! — громко закричал один из них, державший в руке микрофон.

За его спиной находился оператор с телекамерой; в лицо Энн ударил яркий свет многочисленных фотовспышек.

Декстер стоял у входа, скрестив на груди руки и прислонившись спиной к мраморной колонне. Его адвокаты еще год назад начали собирать письменные показания свидетелей о том, что Энн не может воспитывать детей. А свора частных детективов и наивные люди, стремившиеся подружиться с Декстером, помогли туго затянуть узел на шее его жены.

Декстер с блеском выходил из любых неприятных ситуаций, связанных с этим процессом. Когда приходило время платить людям, свидетельствовавшим в его пользу, найти Декстера было невозможно. Когда требовалось подкупить журналистов, возникали посредники, которые ни за что не признались бы, что работали в интересах Декстера. Он понимал: репутацию Энн нужно подорвать таким образом, чтобы не навредить себе самому — ведь он являлся ее мужем.

Так что Декстер стоял как бы в стороне, делая вид, будто желает только одного: чтобы «мои дети не пострадали от того безответственного образа жизни, который ведет моя жена, от ее неестественных и странных религиозных убеждений».