Ольга Егорова - Лекарство от любви – любовь

Составив этот нехитрый план действий, Варя испытала некоторое облегчение, но лишь на время. В душе нарастала тревога, предчувствие неминуемой беды, а ощущение собственного бессилия просто сводило с ума.

– Мама! – послышалось с кухни. Варя опустила злосчастную телефонную трубку на базу и поднялась с кресла. – Мама, ну что ты так долго? У меня уже, между прочим, все готово!

Оказавшись на кухне, Варя увидела большою тарелку, стоящую посередине стола, – в ней дымились уже заправленные сливочным маслом и даже посыпанные сыром макароны.

– Может быть, мы обойдемся без котлет? Макароны с сыром – это тоже очень вкусно!

– Конечно, – улыбнулась Варя. – Какой же ты у меня все-таки молодец! Что бы я без тебя делала!

Никита улыбнулся, довольный похвалой.

– Ты узнала насчет билетов?

– Да, узнала. Билеты есть, спектакль начинается через два часа – мы как раз успеем пообедать и собраться. Хотя для обеда, конечно же, рановато, ну пусть это будет ленч или второй завтрак, если ты не против.

Никита был не против. Они с аппетитом умяли по порции макарон, выпили по чашке чая, после чего Никита заявил, что он сам помоет посуду. Варе не оставалось ничего другого, как смириться с предложением сына.

На сборы ушло не много времени. Варя с грустной улыбкой на лице стояла перед зеркалом и заплетала волосы в косу – в привычную тугую косу, стянутую на конце бежевой резинкой. Вспоминать о том, как красиво выглядели эти волосы утром, когда она выпустила их на свободу, просто не хотелось. Хотя, возможно, именно сейчас и распущенные волосы, и платье, и яркий макияж были бы более уместны – все-таки она собралась в театр, а не в аптеку за мазью от радикулита. Но настроение было совершенно иным – тугая коса, джинсы и свитер отражали его более точно, и Варя даже не стала раздумывать о том, что ей надеть.

Однако Никита, увидев ее с привычной косой через плечо, в джинсах и в свитере, буквально встал на дыбы и категорически отказался слушать ее возражения.

– Мама, ты была такая красивая, когда пришла утром из аптеки! И платье у тебя было красивое, и прическа! Ну пожалуйста, я тебя очень прошу, давай ты опять будешь такой же красивой!

Варя вынуждена была сдаться – черт с ним, с настроением, если ребенок хочет видеть ее красивой, она будет красивой! Для кого же еще стараться, как не для него? Спустя полчаса она уже вышла из комнаты – почти такая же сияющая, как накануне утром, только капелька грусти в глазах – впрочем, Никита не смог ее разглядеть и остался вполне доволен.

До театра они добрались как раз вовремя. Никита несколько огорчился, по дороге узнав о том, что мама не пойдет смотреть спектакль вместе с ним. Однако, внимательно выслушав ее аргументы, пошел на компромисс достаточно быстро – Варя пообещала, что после спектакля они зайдут в кафе и съедят по порции мороженого. Слово «мороженое» оказывало на Никиту практически магическое действие – в предвкушении радостного события он готов был смотреть спектакль в одиночестве, при условии, что к моменту его окончания Варя будет ждать его в холле.

– Мам, ты только не опаздывай! – попросил Никита, обернувшись на выходе.

– Ну что ты, малыш. За полтора часа я вполне управлюсь, не переживай!

Ободряюще улыбнувшись сыну, она махнула ему рукой и вышла из здания. Снова набрав мобильный номер Кристины и снова не дождавшись ответа, Варя уже не сомневалась – в офис нужно поехать обязательно. Она быстрыми шагами направилась к остановке и вскоре уже вспорхнула на подножку переполненного троллейбуса.

Главный режиссер театра с первого взгляда произвел на Германа не слишком приятное впечатление. Отправляясь на эту встречу, он почему-то представлял себе Андрея Валериевича Уменкова как мужчину богемного типа – наверное, в его представлении все, что относилось к театру, автоматически относилось к богемному типу, будь то сам главный его режиссер или кабинет этого главного режиссера.

Но в кабинете царила атмосфера вовсе не богемная – если не считать двух полотен с репродукциями какого-то незнакомого Герману художника-импрессиониста, все остальные детали интерьера были выдержаны в современном, вполне деловом стиле кабинета руководителя. Герман внутренне съежился, оказавшись в этом кабинете, так похожем на «крепость» какого-нибудь чинуши. Идеальный евроремонт, бесшумно работающая сплит-система, черный кожаный диван для посетителей и рабочее место руководителя театра, ничем не отличающееся от рабочего места руководителя крупной бизнес-компании. Сам Андрей Валериевич – крупный мужчина с породистым носом и темно-карими глазами навыкате – производил впечатление человека властного и смотрелся в своем кабинете как настоящий хозяин.

Поздоровавшись, Герман бросил тоскливый взгляд в окно. Невозможно было отделаться от ощущения, что даже эти облака, медленно плывущие по небу, – тоже деталь интерьера, точно такая же собственность хозяина, как, например, плазменный монитор на столе. По крайней мере на тот промежуток времени, пока они пребывают в пространстве, охваченном пластиковой оконной рамой в кабинете Андрея Валериевича Уменкова. И солнечные лучи, и ветер за окном – за все это уже давно заплачено точно так же, как за аренду помещения.

«Едва ли, – устало подумал Герман, прислушиваясь к собственной интуиции. – Едва ли его заинтересуют мои альтруистические проекты. С таким же успехом, пожалуй, можно было бы потолковать об организации театральной студии в детском доме с памятником Пушкину, который стоит в сквере неподалеку…»

Но первое впечатление на этот раз оказалось обманчивым. Стоило только хозяину кабинета произнести пару фраз, и Герман понял – он пришел сюда не напрасно. Разговор завязался оживленный и по существу.

– Меня вдохновила ваша идея, Герман Дмитриевич. Вы даже не представляете, насколько. Я ведь сам в детском доме воспитывался.

– Вот как? – Герман не на шутку удивился. Статистика, в которую ему иногда приходилось заглядывать, свидетельствовала, к сожалению, что большинство воспитанников детских домов, выпущенных во взрослую жизнь, оказывались у станков на заводе или за прилавком с овощами и куриными ножками – и это в лучшем случаев. В худшем же… Об этом не хотелось и думать.

– Вижу, вы удивлены, и ваше удивление мне вполне понятно. Наверное, мне просто повезло, я родился на свет с каким-то несгибаемым стальным стержнем внутри. Я вообще хронический оптимист, это у меня диагноз… Ну, а идея театральной студии в детском доме мне близка еще и потому, что я сам, будучи воспитанником, в такой студии занимался. Наверное, именно оттуда и берет начало источник моего оптимизма. Впрочем, мы отвлеклись. Давайте, я немного расскажу вам о своих планах и о том, как я представляю себе эту студию. Хотите чай, кофе? Если хотите, можете курить…