Ольга Егорова - Волчья ягода

Тридцать лет – не такой уж долгий срок, когда впереди тебя ожидает такая награда. Хотя в глубине души все же и притаилась обида на судьбу, которая заставила его ждать так долго.

– Счастье мое, – шепнул он тихонько ее веснушкам и прикоснулся губами.

Пушистый котенок внутри зашевелился. Расправил хвост и моргнул глазом.

Конечно же, они поженятся. Что бы там ни говорил вредный мальчишка по имени Федька. Принц и принцесса из придуманной сказки должны быть вместе, рано или поздно он все равно это поймет. Арсений был уверен, что поймет, и не переживал по этому поводу.

Он теперь вообще ни по какому поводу не переживал, наслаждаясь блаженным спокойствием и абсолютной уверенностью в том, что теперь наконец-то все будет хорошо.

Майя легонько пошевелилась и нахмурила во сне брови.

– Все будет хорошо, – шепнул он и снова поцеловал ее в теплую сонную щеку.

Она открыла глаза. Увидела его, слегка удивленно спросила:

– Это… Это что, правда? На самом деле?

– На самом деле, – ответил он, улыбаясь, сразу же догадавшись, о чем она спрашивает.

– С ума сойти, – пробормотала она, переворачиваясь на спину. – А ведь ты мне с первого взгляда ужасно не понравился…

– И чем же я тебе так не понравился?

– Ну, не знаю. Ты был какой-то… лохматый. И сумасшедший. И в этих своих дурацких бриджах…

– Я и сейчас лохматый. И сумасшедший. Только не в бриджах. Я тебе теперь тоже не нравлюсь?

– Не нравишься. Причешись немедленно и перестань говорить глупости.

– У меня нет расчески. И я не умею говорить… умности.

– Ладно. Уговорил. Придется… Придется любить тебя лохматого вместе со всеми твоими глупостями… И с бриджами…

– Придется. Никуда теперь ты от меня не денешься. А я – от тебя… Майка, ты замуж за меня пойдешь? Знаешь, я ужасно хочу, чтоб ты пошла за меня замуж. С первой минуты…

– Не ври про первую минуту, пожалуйста.

– Ладно, – согласился он, снова целуя ее. – Не с первой. Пусть со второй… Пойдешь за меня замуж?

Она помолчала некоторое время, раздумывая. А потом спросила как-то слишком серьезно:

– А ты возьмешь меня… замуж?

– А почему это мне тебя не взять замуж? – удивился он, слегка встревоженный этим ее серьезным тоном. – Говорю же, я с первой… Тьфу, черт, со второй минуты об этом мечтаю…

– И теперь мечтаешь?

– И теперь мечтаю! Почему же мне теперь-то не мечтать?

– Потому что, – ответила она, почему-то отворачиваясь, и этим своим непонятным ответом его даже слегка разозлила.

– Потому что – это не ответ! Ты чего это со мной загадками разговариваешь, а? Май, я не люблю загадки!

– Прости. Я думала, что ты сам уже… все понял.

– Да что я понял-то? – сердито пробормотал Арсений.

– А то, что я… Не одна.

– Не одна? – Он ничего не понял. – Это как – не одна?

– А так! Не одна, и все!

– В смысле… уже замужем, что ли? – вдруг перепугался он и даже сел в кровати, подскочив от испуга.

– Да нет. Не замужем. Успокойся и… ложись обратно.

– Не хочу я ложиться! Ты скажи…

– Ложись, – терпеливо повторила она. – Ложись – и все узнаешь…

– Да что узнаю-то? – продолжал сердиться Арсений, послушно укладываясь обратно.

Она не ответила. Повернулась к нему лицом, взяла в руку его ладонь и положила под простыней себе на живот.

Арсений замер, вдруг поняв, что этот жест означает не требовательную ласку, что он не имеет ничего общего с тем желанием, которое уже просыпалось у него одновременно в груди и в самом низу живота.

Это было что-то другое…

Пугающее.

Ее лицо было близко. Она смотрела ему в глаза, и по выражению этих глаз ничего невозможно было понять.

Кожа под его ладонью была упругой и горячей. Он знал совершенно точно, что женится на ней в любом случае, что ничто теперь уже этому не помешает, что нет и не может быть на свете такой причины, которая бы разъединила две половинки одного целого.

Знал и все-таки чего-то боялся.

– Я ничего не понимаю… – начал было он, но она не дала договорить. Приложила палец к губам, шепнула:

– Тихо. Полежи спокойно. Еще немного. Несколько минут. И все поймешь. Только… закрой глаза, пожалуйста.

Он закрыл глаза и стал лежать спокойно, слегка поглаживая кончиками пальцев ее упругий и немножко круглый живот. И спустя буквально минуту вдруг почувствовал, как изнутри этого немножко круглого живота его ладони коснулось что-то живое.

Он вздрогнул от этого неожиданного прикосновения.

И сразу понял, что это было.

Семь лет назад он точно так же, лежа в постели рядом с женой, подолгу держал ладонь у нее на животе, с радостным томлением в груди ожидая этих прикосновений. А потом с блаженной улыбкой на лице пытался отгадать, что же это было.

Пяточка?

Ладошка?

А может быть, темечко?

В животе у Майи был ребенок.

Чужой ребенок. Не его. Ребенок от какого-то другого мужчины.

Так вот что она имела в виду, говоря, что она «не одна».

– Так, значит, ты… – начал было он и замолчал сразу, внезапно забыв все слова.

– Значит, я… – подтвердила Майя. – Странно, как это ты сам не понял. Он ведь уже большой.

– Кто… большой? – глухим голосом спросил Арсений.

– Живот, – тихо ответила она, отворачиваясь.

Потом они долго молчали. Он не видел ее лица, но чувствовал, что это лицо, такое дорогое, бесконечно любимое лицо, покрытое веснушками, сейчас мокрое от слез.

Знал, чувствовал, но ничего не мог с этим поделать.

Хотя по-прежнему ни секунды не сомневался в том, что ничто не помешает им теперь быть вместе. Ничто. Даже… это.

Просто ему нужно было к этому привыкнуть. Ему нужно было время – может быть, пять минут или десять – для того, чтобы сказать ей об этом, и чтобы в словах не прозвучало ни капли фальши. Он знал, что эту фальшь она никогда, ни за что в жизни потом не сможет ему простить…

Майя резко поднялась с кровати, утянув с собой простыню. Не оборачиваясь, поспешно схватила наброшенный на спинку стула шелковый халат и принялась одеваться.

В полной тишине было слышно, как за окном шелестят на ветру листья, а вдалеке резко и отрывисто, словно от боли, вскрикивает какая-то незнакомая птица.

Арсений подошел, взял ее за плечи и развернул к себе лицом. Плечи были напряженными, как будто неживыми, а по лицу текли две маленькие слезинки.

– Это ничего не меняет, – услышал он свой охрипший голос. – Слышишь? Ничего. Просто… Просто я сейчас не смогу. Не смогу сказать тебе об этом так… Так, как это надо сказать. Не плачь, прошу тебя. Дай мне время. Дай мне пять минут или десять… Прошу тебя…

– Хорошо, – сказала она, отстраняясь. – Я понимаю.

– Не плачь, – снова попросил он.

Майя села на кровать и вытерла слезы.

Ему нужно было побыть одному. Категорически необходимо было прожить эти пять или десять минут в полном одиночестве.