Каринэ Фолиянц - А я люблю женатого

– Здрасьте!

Леди посмотрела на нее с плохо скрываемой брезгливостью, однако быстро взяла себя в руки.

– Садитесь. Чай, кофе?

– Чай, пожалуйста. Можно с конфетами?

Нина была не из стеснительных.

Леди достала коробку такой красоты, что в ней золото хранить, а не конфеты. У Нины аж челюсть отвисла.

– Марина, два чая, – скомандовала леди секретарше, а потом обратилась к посетительнице: – Вот что, Нина… Как вас по отчеству?

– Зачем по отчеству? Я артистка.

– И все-таки! – настаивала хозяйка.

– Георгиевна.

– Вот что, Нина Георгиевна. Я сама давно хотела приобщиться к миру прекрасного, да все недосуг. У меня есть к вам деловое предложение. Прошу его рассмотреть.

– Обязательно рассмотрю, конечно! Любое! Меценатство – это замечательно! – засияла Нина.

– Речь идет не о меценатстве. У вас голос – у меня деньги. Вы умеете петь, а я зарабатывать. Но я тоже хочу петь! – вдруг заявила леди.

– Зачем? – изумилась Нина.

– Я давно мечтаю петь, но у меня нет голоса. Зато есть деньги! Вы нуждаетесь, насколько я понимаю…

Она еще раз оглядела одеяние девушки.

– Дальше, дальше давай, – занервничала Нина, невольно переходя на «ты».

– Дальше? Пожалуйста. Вот проект договора. Вы записываете для меня фонограмму, я оплачиваю услуги композитора, хорошую студию.

– Замечательно, спасибо, вы святая! Дайте я вас поцелую, как сестру!

Нина встала, но леди остановила ее.

– Постойте, постойте! Вы неправильно меня поняли. Мне эта фонограмма нужна самой. Теперь ясно? Под эту фонограмму буду петь я. Такой у меня каприз, и я в состоянии его оплатить! Мне немного славы, тебе немного денег. По рукам, Нина Георгиевна?

Наконец до Нины дошло.

– По рукам!

Она схватила огромную коробку с конфетами и треснула ею по голове банковской дивы…

– Ты что, с ней подралась? – спросил Гриша, снова взглянув на огромный синяк под глазом Нины.

– Зачем я буду драться с женщиной? Я с ее охранником подралась. Читай дальше.

У Гриши в руках была книга про хорошие манеры.

– «Ты и я, и каждый из нас – все мы люди, частицы человечества. И лучше всего не бросаться в глаза, не выделяться на общем фоне, как пятно от томатного соуса на белоснежной скатерти».

Нина не слушала, думала о своем.

– Мало я дала этой сволочи! Ничего, я еще окажусь на большой сцене! Я докажу! Знаешь, мой любимый разрешит мне петь, даже когда я буду замужем. Он культурный, просвещенный человек. Он будет сидеть в зале и слушать как я пою… А ты тоже будешь сидеть рядом, в зале, – добавила она.

– А нельзя, чтобы в зале я… один? Без него? – спросил Гриша.

Нина секунду подумала:

– Можно. Он будет сидеть в этот день дома. С нашими детьми. У нас их будет трое. И еще трое! Я им всем обеспечу блестящее будущее.

ГОЛОС ГРИШИ:

– Как я ненавидел ее в те минуты, когда она говорила о нем! А говорила она о нем постоянно. И всегда преувеличивала его достоинства. Я готов был придушить этого переводчика! Был ли он вообще, на самом деле? Однажды она сказала:

– Он, как духи, вроде они есть, а вроде их уже и нет. Хорошо, что я не поехала домой на праздники! Все равно он встречал бы Новый год с женой, дочкой и тещей. А что я? Позвонила бы ему за ночь раз десять. А он при жене не может говорить!

– Боится?

– Да нет, просто неудобно как-то…

Я сказал:

– Хочешь, я возьму трубку и поговорю с этой теткой?

А она мне:

– Она не тетка, а его жена, понимаешь, жена, достойная женщина!

Не понять мне этой Нины.

Понятно одно – Новый год мы встречали втроем. Она, я и Терещенко.

– Прости, мама, прости. Только ты у меня есть и искусство. Остальное ничего не стоит, даже гроша ломанного. В следующем месяце, мама дорогая, вышлю тебе пятьсот рублей. Если доживу, – сказал голубоглазый Терещенко и выпил стакан водки залпом.

Он всегда просил у невидимой мамы прощения, когда рука его тянулась за стаканом. Мама, наверное, прощала, поэтому Терещенко пить не переставал.

– Что моя жизнь? Клубника прокисшая. Отдал музыке все, взамен ничего не поимел. Только меня поимели. Ладно, будьте счастливы! – Он снова поднял рюмку.

– Только не напейся раньше времени!

Нина отобрала водку у голубоглазого малодушного Терещенки, который никак не мог завязать с «зеленым змием». Она не дала ему допить, потому что они втроем подрядились работать Снегуркой, Дедом Морозом и Зайчиком. Но уже во второй по счету квартире Терещенко, которого особенно охотно угощали все хозяева, позабыл все дедморозовские слова, нес отсебятину, а к утру был так жутко пьян, что где-то отстал и потерялся. Нина с Гришей одни возвратились в пустую квартиру.

– Дай Бог, чтобы в следующий Новый год мы с любимым вместе встречали гостей в моей квартире, – мечтательно сказала девушка. – Там будет розовый будуар и большая белая гостиная. Но это если будут две комнаты. А если одна – тоже ничего. Поместимся.

– Сколько ж у тебя денег? – поинтересовался Гриша.

Нина вздохнула:

– Пока шиш с маслом. Даже на половину ванной не хватит, – честно призналась она. – Слушай, что ты считаешь чужие деньги? Давай лучше почитай про хорошие манеры. Вдруг он поведет меня к своим родственникам, а я не знаю, как правильно рыбу кушать.

– А ты ее не кушай. Скажи, что костей боишься, подавиться можешь.

– А если осетрину подадут?

– А она, что, без костей? – удивился Гриша.

– Нет, ты тупее, чем я думала! В осетрине нет костей. В какой тебя деревне воспитывали?

– Ну ты, городская, сама с гор спустилась! Думаешь, тебе все можно? – завелся Гриша.

– Что ты сказал?! Повтори!

Нина вскочила, чуть не опрокинув стол.

– Ноги моей больше не будет в этом доме!

Гриша догнал ее в прихожей:

– Ты мне нужна!

– Нужна! Тебе еще рано про это думать! Тебе сколько лет!

– Двадцать один!

– Ну не совсем, конечно, рано, но лучше не думать!

– А если я думаю?

– Ну ты про что-нибудь другое подумай! Про хорошее! – уже вполне миролюбиво сказала Нина. – Ладно, наливай чаю! Остаюсь!

…За чаем вдруг опять чуть не разревелась:

– Кому я нужна! Думаешь, я ему нужна! Слушай, я звоню, а он иногда делает вид, что вообще меня не знает. Как будто его нет и я его придумала. Ладно… Поди сюда, зайчик, я тебе подарок сделала! – Она достала из кармана салфетку с вышитым зайчиком. – Это я ему вышивала, но дарю тебе. Пусть будет. Теперь никто вышивать не умеет.

– Спасибо. Я не зайчик, я свинья. Я тебе подарка не приготовил.

Грише стало стыдно.

– Ничего, год так хорошо начался. Будет много хорошего, ты мне поверь. Ты подаришь мне слона розового цвета. Я очень хотела такого слона. Но мне его не подарили ни мама, ни папа. Папа потом умер. А маме не до меня. Слона подаришь ты… Хорошо?

– Конечно! – обрадовался Гриша. Он хотел поцеловать Нину, но в этот момент в комнату ввалился Воронков.