Елена Купцова - Смерти нет

Полковник крякнул и в замешательстве переступил с ноги на ногу. Такого отпора от совсем молодого еще человека он не ожидал.

— Извините, подпоручик, мое неудачное и опрометчивое суждение, — сказал он, протягивая Володе свою широкую ладонь, такую же квадратную, как и все его приземистое тело. — Извините и… добро пожаловать.

Позже Володя узнал, что полковник вообще не жалует отпрысков дворянских семей, «дворянчиков», как он выражался. Видно, хлебнул от кого-то из них. Или, может быть, давали себя знать остатки застарелого комплекса человека «из простых», которому лбом пришлось пробивать себе дорогу в военной иерархии. Своим высоким чином он был обязан только своим природным способностям.

Так или иначе, после этого случая у него с Володей установились вполне уважительные отношения, которые со временем переросли в симпатию. Полковник Дорофеев был знающим и заботливым командиром, требовательным, строгим, но справедливым. Солдаты обожали его, называли между собой батей. Офицеры уважали за компетентность и побаивались за крутой нрав. Благодаря ему в полку царила железная дисциплина и здоровый боевой дух. Таким был этот человек, которого Костя за глаза называл Полкашей.

— Что скажешь?

Костя настойчиво потянул Володю за рукав. О чем это он? Ах да, барышни.

— Какие есть альтернативы? — спросил Володя.

— Орлов звал вечером в карты играть, —'без особого энтузиазма отозвался Костя. — Но я третьего дня продулся в пух. Он блефует, как сам дьявол. До нитки меня раздел. Еще должен остался.

— Значит, решено. Барышни, — провозгласил Володя.

— Кто тут говорит о барышнях?

Друзья, как по команде, обернулись. Этот гнусавый голос мог принадлежать только одному человеку в полку — подпоручику Иволгину. Его тощая узкоплечая фигура всегда возникала невесть откуда, как из-под земли. Руки все время находились в движении, будто собирали с одежды невидимый пух. Большие хрящеватые уши, как локаторы, ловили обрывки чужих разговоров.

— Да это мы так, в общем, — уклончиво сказал Костя.

— А я тут недавно такую армяночку подцепил, закачаешься, — мечтательно прогнусавил Иволгин. — Глаза, волосы, грудь — сказка! Королева! Вот только ноги коротковаты. Вы заметили, господа, что у всех здешних баб короткие ноги?

— Откуда у тебя, Иволгин, эта мерзкая манера говорить о женщинах как о лошадях? — поморщился Володя. — Слушать тошно.

— А ты не слушай, ты действуй, — хохотнул Иволгин. — А то так всю жизнь и просидишь в девственниках.

— Благодарю за совет, — невозмутимо ответил Володя и, развернувшись, пошел прочь.

Костя за ним. Иволгин сверкнул глазами им вслед.

— Щеголь! — прошипел он сквозь зубы.

Оркестр играл, не щадя сил. Бравурные звуки маршей и вальсов парили над разодетой, нарядной толпой гуляющих. Белые кружевные зонтики дам мелькали в знойном тягучем воздухе, как крылышки экзотических бабочек. Парк этот, носивший название английского сада, в отличие от своего французского аналога, причесанного и подстриженного, был на первый взгляд дик и неухожен, но это только на первый взгляд. Просторные лужайки, тенистые, аллеи, обсаженные вековыми вязами и тополями, хранили естественную природную свежесть и непосредственность. Клумбы пестрели цветами, слегка поникшими от жары. В толпе деловито сновали продавцы воды и орехов.

На лужайке, чуть в стороне от главной аллеи, давал свое незатейливое представление бродячий цирк. Пара жонглеров перебрасывалась мячиками, силач изображал единоборство с сонным удавом, высоко в небо взлетал невесомый мальчик-акробат, попирая законы земного притяжения.

Марго и Сабет стояли в первом ряду зрителей и лениво наблюдали за трюками артистов. В этот знойный день их вздувающиеся мускулами, блестящие от пота тела почему-то вызывали сочувствие. Непростое это дело — так напрягаться под палящим солнцем. Видимо, это чувство испытывали не только девушки, потому что, когда маленький акробат, завершив очередной головокружительный пируэт в воздухе, раскланялся и пошел по кругу с шапкой, в нее градом полетели монетки.

— И как он только может прикасаться к змее? — прошептала Сабет на ухо Марго. — Бр-р-р!

Силач, здоровенный мужчина с бритой головой, затянутый в полосатое трико, намотал удаза на шею и теперь делал вид, что задыхается в удушающих кольцах его блестящего тела. Или вправду задыхался? Лицо его побагровело, мышцы на мощных руках напряглись. Он медленно начал разматывать змею, один виток, второй. С торжествующим воплем он оторвал удава от шеи и на вытянутых руках взметнул над толпой.

Марго рассеянно наблюдала за ним. Мысли ее были далеко. Она раздумывала над тем, что сегодня сообщила ей Сабет. Дро уехал в одну из своих таинственных поездок и даже, против обыкновения, не зашел к ней попрощаться. Она вообще ни разу не видела его с того самого дня, когда… От одного воспоминания щеки ее вспыхнули. Слава Богу, что широкие поля шляпы хорошо затеняли ее лицо и ее смущение было не так заметно. Однако что это может означать? Наверное, он обиделся на нее за резкие слова и решил прекратить их дружбу. Впрочем, после того, что он сказал ей там, в горах, дружбой их отношения не назовешь. Дро говорил с ней о любви, и в словах его звучало что-то неведомое, опасное и такое притягательное, что хотелось слушать его не переставая. А потом он поцеловал ее. Она до сих пор живо помнила прикосновение его губ, горячее дыхание, опалившее ее лицо, слабое трепыхание своего бедного сердечка где-то в горле. Смутное чувство надвигающейся опасности заставило ее оттолкнуть его тогда, хотя ей, скорее, было приятно, и он ничем ей не угрожал. Или все-таки угрожал? Ей так хотелось поговорить об этом с кем-нибудь, посоветоваться, рассказать о своих новых ощущениях, мешающих ей спать по ночам. Но с кем говорить? Шушаник бы только начала причитать и кудахтать, от Сабет толку мало, а мама… Марго инстинктивно чувствовала, что ей не нравится ее дружба с Дро, и поэтому молчала. Это был ее первый секрет от матери, поэтому она мучилась еще больше. И вот теперь он уехал. А она все ждала, что он придет, улыбнется своей белозубой улыбкой, и все станет по-старому, легко и весело. А он взял и уехал.

— Красивая барышня, дай ручку, погадаю.

Невесть откуда взявшаяся старая цыганка в цветастом платке на серых от седины волосах протягивала к ней сухую смуглую руку. Марго встретилась взглядом с ее горящими, как угли, черными глазами и медленно протянула свою узкую ладонь.

— Марго, ты что? Пойдем отсюда. — Сабет встревоженно затеребила ее за рукав.

Марго знала, что им строго-настрого запрещено разговаривать с цыганками, но что-то влекло ее к старухе. Между ними словно возникла незримая связь. Цыганка крепко обхватила ее запястье и, не глядя, провела по ладони сухим тонким пальцем.