Жан Фрестье - Гармония

Он вытянул свои длинные ноги, поднял их одну за другой вверх. Недолгий отдых придал ему сил; желание уснуть, одно время багровым солнцем раскалявшее ему изнутри голову, теперь покинуло его, уступив место спокойному рабочему рвению, требовавшему сдержанных и упорядоченных жестов. Он в последний раз отправился на обход своих пациентов, методично осматривая их и делая записи для своего сменщика. Седьмой не спал и вроде бы дышал легко, удовлетворенно покачивая головой под резиновой маской, обеспечивавшей ему слабый, но постоянный приток кислорода. Вальтер разбудил девятого, у которого все, похоже, было в порядке, но нужны были цифры, и он возобновил свои маленькие маневры: термометр, давление, пульс, прослушивание грудной клетки. Одиннадцатый уже страдал, и это было только начало. Если здраво взглянуть на ситуацию, то можно было бы впрыснуть ему в вену смертельную дозу какого-нибудь наркотика, но так не делалось. Вальтер позволил себе дать ему несколько чайных ложечек воды, что уже было нарушением правил. Он ускорил вливание ему физиологического раствора в надежде хоть немного смягчить жажду. Он заметил во взгляде больного дрожащий огонек – признак благотворной лихорадки, которая, достигнув определенного уровня, явится обезболивающим средством. До восьми часов оставалось совсем немного.

Вальтер пошел дожидаться Грина в центральной аллее, у входа в сортировку. Солнце стояло уже высоко; день обещал быть ясным и жарким. Жаворонки выполняли в небе свой маленький номер с замиранием на месте. Весь госпиталь казался погруженным в тяжелый утренний сон. Почти ничто в этот час ни на дороге, где лишь изредка проезжали то какая-нибудь одинокая санитарная машина, то грузовик, ни в аллеях, где несколько человек с обнаженными торсами умывались над ведром, не напоминало о войне. Зенитная батарея, располагавшаяся на холме с той стороны дороги, уехала. От нее остались лишь какие-то разбросанные, неразличимые на расстоянии предметы: вероятно, гильзы от снарядов, пустые бидоны, куски брезента – деревенская площадь после закрытия ярмарки. А на месте батареи уже возводился крошечный цирк, состоящий из дюжины палаток, принадлежащих, как понял Вальтер, хирургическому подразделению один-тридцать шесть. Слышался стук кувалд по деревянным колышкам и восклицания "и-раз!" людей, поднимавших на шестах тяжелый брезент.

Бодрой походкой с улыбкой на лице подошел Грин. Широким жестом руки Вальтер показал ему на изменения во внешнем облике лагеря, который еще вчера казался им таким же вечным, как скалы в горах.

– Да, – сказал он, – ощущение непривычное. Думаю, что нам осталось недолго здесь плесневеть.

– Ты видел вновь прибывших?

– Мельком, они спят.

– Ясно, но нужно, чтобы они проснулись. Давид потребует свою кровать.

– А ты?

– Я? Я погуляю. Спать мне не хочется. Я даю себе отпуск.

Они прошлись немного по центральной аллее. Вальтер, вытащив из кармана записи, объяснял:

– Тебе не придется сегодня потеть. У тебя один в хорошем состоянии, один – в среднем и один – в очень плохом. К тому же есть все шансы, что днем ты передашь их подразделению один-тридцать шесть.

Он подробно изложил весьма простую ситуацию, сложившуюся во время его дежурства.

– Вот видишь? – сказал Вальтер. – Ничего такого, что могло бы тебя удивить. Мы поем все время одну и ту же песню. Пока твои девушки подойдут, я разбужу своих.

– Боже мой, ну и надышали вы тут углекислоты, – пробормотал Грин, входя в палатку.

– А это все мои девушки, черт побери.

Он тряхнул Джейн, сделавшую совершенно круглые глаза, потом подхватил под мышки Гармонию и сразу поставил ее на ноги.

Подошли Сьюзен и Мона, медсестры Грина. Началось то же мелькание голубых халатов, что и накануне: одни надевали их, другие снимали, только на этот раз как-то медленнее.

– Ну, от переутомления мы сегодня не умрем, – сказала Сьюзен, удивившись количеству пустых коек.

– Это внесет в вашу жизнь некоторое разнообразие, – ответил Вальтер. Он подталкивал вперед двух своих оторопевших девушек: толстую и тонкую. Выйдя наружу, они заморгали глазами от ударившего им в лицо солнечного света.

– Мы вас оставляем, Джейн, – сказал Вальтер.

– Мы с Гармонией пойдем искупаемся и совершим небольшую прогулку, чтобы прийти в себя.

– Но, месье, а что я скажу нашей начальнице насчет Гармонии?

– Скажите просто, что она нужна мне, даже что я испытываю острую потребность в ней. А еще вы можете сказать своей начальнице, пусть она катится ко всем чертям, если только среди них найдутся на нее охотники.

Джейн, уже окончательно проснувшаяся, отрывисто рассмеялась.

– Вы правы, веселого вам времяпрепровождения!

Они остались одни.

– Ну что, моя недотепушка, идем купаться?

– Как хочешь.

Она продолжала спать на ходу.

– Пожалуйста, подтяни носки. И поправь шапочку. Я не хочу идти с такой растрепанной девицей.

Она повиновалась, постепенно выходя из сонного состояния.

Они пошли по берегу озера, оставили позади себя последние палатки. Гармония взяла Вальтера под руку, уцепилась за нее, повернула к нему выражавшее покорность, немного припухшее со сна лицо.

– Знаешь, то, что я тебе сказала сегодня ночью… я не передумала.

– Надеюсь.

Они шли еще некоторое время по песчаному берегу, по-прежнему тесно прижавшись друг к другу. На горизонте уже не было никого видно, за исключением трех едва заметных рыбаков в лодке, тянущих сети более чем в километре от них, трех несчастных жителей этой оголодавшей от войны страны, добывавших себе пропитание в воде.

– Ну что, пошли?

Она мгновенно разделась и побежала к озеру, сверкая своими аккуратными ягодицами. Потом они бросились друг к другу, почти по грудь в воде, изголодавшиеся и обезумевшие.

– Вот видишь, оказывается, мы водяные животные, – сказал Вальтер.

Она раскрылась в воде, повиснув у него на шее и обхватив его ногами. Он взял ее очень спокойно. Поддерживавшая их вода была прохладна, и от этого на маленьких грудях Гармонии образовались пупырышки, но рот у нее был горячий, как костер, и лоно тоже пылало. Так они утолили свой первый голод. Она сразу развеселилась. Они немного поплавали, помыли друг друга с помощью куска мыла, который Вальтер захватил с собой в кармане белой гимнастерки. Они улеглись на плащ-накидку Гармонии, подставив тела солнечным лучам. Время от времени он дотрагивался до нее, показывая то на одну, то на другую часть ее тела, и, подражая Красной Шапочке, спрашивал:

– А зачем тебе такие прекрасные белые зубы?

– Чтобы лучше кусать тебя, мой милый.

– А зачем тебе такие красивые ноги?

– Чтобы лучше бежать за тобой, мой милый.

И они заливались веселым смехом.